В поисках единорога

Когда караван проходил место под названием Сагора, ко мне явились несколько арбалетчиков с просьбой разрешить отряду одеваться на мавританский манер, то есть в просторные одежды до земли, а длинный кусок ткани наматывать на голову таким образом, чтобы почти все лицо было закрыто и оставалась только щелочка для глаз. Хитрость в том, что в подобном облачении человек сильно потеет, а так как оно пропускает воздух, получается ощущение прохлады; кроме того, не нужно целый день отплевываться от песка. Я посоветовался с фраем Жорди, и он дал разрешение. Но я поставил одно условие: когда вернемся в Кастилию, никому не рассказывать, что мы пересекли пустыню одетые как мавры, иначе нас засмеют или, того хуже, наградят какими-нибудь гнусными мавританскими прозвищами. Все тут же согласились, сочтя эту предосторожность в высшей степени разумной и необходимой. Так что дальше мы шли, закутавшись в белые одеяния, — чтобы поддержать своих солдат и не выделяться среди них, я и сам последовал их примеру. Фрай Жорди и его послушник выдержали еще два дня, но в конце концов сдались и они, ко всеобщему тайному облегчению.

В скором времени мы ступили в область, которая по-арабски называется Сахель, или Дорога жажды и страха. Столь звучных имен удостоилась каменистая пустошь, необозримая, как открытое море, местами плоская, местами гористая, где нет ни деревьев, ни травы, ни других растений, за исключением редких кустов и колючек. Животные там тоже не водятся, разве что обитатели пустынь, из тех кому не требуется вода: ящерицы, змеи, скорпионы да еще изредка гиены и дикие собаки, вечно скалящие зубы, как волки в феврале, — словом, одни опасные твари. Вода встречается редко, только в колодцах, разбросанных на расстоянии многих дней пути один от другого, и найти их очень трудно. Колодцы эти на удивление глубоки, вода в них едва пригодна к питью, солоноватая и горячая. Но если караван собьется с дороги или наткнется на пересохший колодец, то все погибнут, и люди и верблюды, — а порой именно так и случается.

Первый колодец, который мы обнаружили после мучительного восьмидневного перехода по обрывистым тропам и выжженным каменистым урочищам, носил имя Чега. Накануне мы весь день шли по ущелью, усеянному останками людей и верблюдов, некогда заблудившихся и нашедших здесь свой конец. Человеческие кости были совершенно белые, еще белее тех, что мы видели возле замка Ферраль, где впервые пришла ко мне моя донья Хосефина; на верблюжьих же скелетах сохранилась жесткая, высохшая шкура, натянутая туго, словно кожа на барабане. Когда мы проходили мимо, Мохамет Ифран, указывая на них, пояснил мне: животные умерли только потому, что погонщики утратили рассудок от зноя и жажды и зарезали их, чтобы напиться крови. Иначе верблюды учуяли бы воду, и им хватило бы сил до нее добраться — правда, возле колодца они бы все равно погибли из-за того, что некому набрать из него воды и напоить их. Таков суровый закон пустыни: животным не выжить без человека, а человеку — без животных. Мы оценили мудрость его слов и наглядность преподнесенного нам урока.

Идти дальше становилось труднее день ото дня. По мере нашего продвижения по пустыне дни делались все жарче, а ночи — все холоднее. Рассказываю и сам удивляюсь: как это возможно, чтобы в одном месте в течение суток знойное лето сменялось суровой зимой? Но являлись нашим глазам и более странные чудеса. Проходя местность, которую называют Дахад, мы лицезрели одинокие валуны, разбросанные по каменисто-песчаной почве, и каждый был столь велик, что трое мужчин, взявшись за руки, не смогли бы охватить его. И валуны эти двигались сами по себе, словно гигантские улитки, оставляя за собой глубокий след в земле, не выдерживающей их тяжести. И снова пустился в объяснения Мохамет Ифран: это не что иное, как духи пустыни, сказал он, и катаются они, чтобы скоротать досуг, наперегонки. По-арабски духи пустыни называются „эфрим“, иногда они благоволят караванам, а иногда нет, так как нрава они переменчивого и озорного. Как и люди, они делятся на мужчин и женщин, и если женский дух заглядится на караванщика и влюбится, то уже не покинет его никогда, даже если тот выйдет из пустыни. Валун будет ждать его возвращения на границе плодородных земель и неотступно сопровождать караван, заботясь, чтобы он ни в чем не испытывал нужды, указывая, если потребуется, колодцы, и тайные источники, и лучшие дороги, по которым быстрее и безопаснее всего добираться к намеченной цели.