В поисках фресок Тассилин-Аджера

Работа оказалась нелегкой. Некоторые рисунки находятся на высоте четырех метров, и, чтобы добраться до них, нужно быть настоящим акробатом. Мы кое-как связали обрывками веревки нашу разболтавшуюся за последние месяцы складную железную лестницу. Но сна все равно угрожающе шатается под нами, особенно когда мы воюем с ветром, который срывает листы бумаги и вздымает клубы пыли. Приходится прибегать к другим средствам – ставим друг на друга столы. Наконец спустя несколько часов нам удается общими усилиями снять копию всего ансамбля росписей размером более десяти квадратных метров. Лишь несколько фигур оказались расположенными так высоко и настолько стерлись, что с ними мы ничего не смогли поделать. Зато мы лишний раз убедились, что художники доисторического периода должны были пользоваться лесами. Уровень почвы с того времени не изменился, и без лесов они просто не смогли бы выполнить свои росписи на такой высоте.

Мы уповаем, что когда-нибудь наш труд будет вознагражден. А пока приходится довольствоваться смертельно надоевшей лапшой – одно и то же блюдо днем и вечером... Не слишком роскошно! К тому же отшельничество начинает нас угнетать.

Но мы не совсем забыты среди скал – каждое воскресенье над нашими головами пролетает самолет из Алжира. Летчики нам знакомы: с одними мы летали, с другими встречались в столовой в Джанете. Им известно наше местонахождение, и они приветствуют нас покачиванием крыльев, а мы в ответ машем им руками.

Однажды над нами с громовым гулом проносится самолет; он летит так низко, что от шума у нас чуть не лопаются барабанные перепонки. Это совсем не в правилах наших друзей-пилотов! Лажу, забравшийся на вершину ближайшего утеса, чтобы снять план окрестностей, инстинктивно поднимает руки для приветствия. Потом, немного озадаченный, он присоединяется к нам, и мы вместе смеемся над шуткой, которую с нами сыграл пилот.

Но спустя два дня в нашем лагере появляется мой бывший проводник Серми в сопровождении второго туарега – оба в полном изнеможении. Серми передает мне письмо, и я по почерку узнаю руку нашего друга Росси, начальника поста Джанет:

«Дорогой Лот, пилот ДЦЗ, прибывший в Джанет, сообщил мне, что видел на Тассили европейца, который отчаянно махал руками и, по-видимому, просил о помощи. Я посылаю вам двух туарегов с поручением добраться до вас по возможности быстрее. Если эти сигналы имеют какое-либо значение, то пусть Серми немедленно возвращается. Если же это приветствие летчикам, то я прошу передать вашим молодым людям, чтобы они бросили эти шуточки. С дружеским приветом Р.».

Я прочел письмо вслух членам экспедиции. По их физиономиям было видно, что прибытие двух вооруженных до зубов туарегов их встревожило и они ждали неприятных известий. Но как только я кончил читать, беспокойство разрядилось взрывом общего хохота. Серми и его товарищ искали нас двое суток, день и ночь, так как не знали, где точно расположен наш лагерь. Сначала они отправились в Джаббарен, потом в Тин-Беджедж, наконец, в Тамрит, где обнаружили следы, оставленные нами месяц назад. Ей-богу, туареги – превосходные следопыты, и их умение читать по следам говорит о незаурядной наблюдательности. Они ничего не ели в течение сорока восьми часов. Им выдается, как и нам, лапша, правда двойная порция, и чай – сколько душе угодно.

В своем ответе я успокаиваю и сердечно благодарю Росси. Этот инцидент подтверждает, что в Джанете нас не теряют из виду и что у нас есть друзья, на которых мы можем вполне положиться в случае действительной опасности.

Сефар приберег для нас еще несколько интереснейших открытий. Прежде всего это большая фигура, которая едва видна – настолько тусклы, а местами и вовсе стерты краски. На ее голове шлем с гребнем, напоминающий древнегреческие шлемы. Фигура того же типа, что и «Антинея» из Джаббарена: тот же серый аспидный тон, та же прическа с красными лентами и белой контурной линией. Разгадать это совершенное по своему выполнению произведение, как и другие изображения той же «школы», будет нелегкой задачей.

На противоположной стороне вади находится большое изображение негритянки, написанное в стиле «круглоголовых». Лицо ее закрыто. На той же стене нарисовано много маленьких фигурок, относящихся к скотоводческому периоду. Как реалистично и темпераментно выполнены сцены сражений лучников! В них столько движения и пыла, что перед нами как бы оживают все страсти участников схватки.

Среди сотен сделанных нами открытий одно особенно заслуживает упоминания. Лажу и я изучали стены гротов. Располагая большим временем, чем его товарищи, наш кинооператор первым приступал к осмотру новых мест. Если он обнаруживал что-нибудь интересное, мы вместе отправлялись посмотреть на его находку. Так мы уже обошли несколько гротов и собирались возвращаться в лагерь, когда я заметил в расщелине скалы темное углубление.

– Ты туда заглядывал? – спросил я.

– Нет, – ответил Лажу. – Мне кажется, там не может быть рисунков.

– Пойдем посмотрим!