В поисках Города Богов

Передо мной, сидящим на ступеньках на одной из улиц Катманду, заколыхалось что-то грузное и большое. Я поднял голову. Колоссального размера мужчина со стеклянными глазами на непроницаемом лице горделиво усаживался на тележку велорикши. Тележка прогнулась под его весом, колеса скрипнули. Щуплый с жилистыми ногами непалец подобострастно улыбался. «Гоу (поехали)», – резко сказал толстяк.

– Интересно, влюблялся ли этот человек когда-нибудь? – подумал я невзначай. – А если влюблялся, то от всей ли души?

Многоликие люди Шамбалы будут оставаться невидимыми для нас

Я стал думать о том, как редко мы, обычные люди, делаем что-либо от всей души: работаем, любим, страдаем… Чаще всего, мы играем, подменяя натуральную жизнь игрой в жизнь. И мы, члены тибетской экспедиции, пропитанные духом банального человеческого бытия и волей-неволей привыкшие «играть в жизнь», будем, наверное, там, в объятьях Шамбалы, чувствовать себя неуютно, поскольку у нас не будет хватать душевной чистоты, определенной Богом как главный критерий человеческого прогресса. Мы, начитавшись восточной эзотерической литературы, будем, конечно же, понимать умом значимость и благородство слов «чистая душа» или «любовь», но вряд ли сможем прочувствовать их всей душой. Нам для этого не будет хватать искренности, которую мы так привыкли утаивать внутри себя. Невольно и неосознанно мы будем корить себя за нашу эволюционную неполноценность, нам станет генетически грустно, но еще грустнее будет осознавать себя пока еще неразумными детьми перед лицом Великой Шамбалы.

Э. М.: Читая эти сроки, я поймал себя на мысли, что тогда, около 15 лет назад, люди были еще «куда ни шло». А сейчас, когда подняла голову недоученная менеджерская молодежь, бесовство стало чуть ли не нормой жизни. Например, вот только недавно, в январе 2015 года, в Москве устроили поджог общественной библиотеки Российской Академии наук, где хранились книги, начиная с XVII века. И сделали это только ради того, чтобы на этом месте построить торговый центр.

Продолжая сидеть на ступеньках, я вспомнил Николая Рериха. Этот великий путешественник стремился найти и познать Шамбалу. Никто не знает – нашел он ее или нет. Об этом он умолчал. Но я почему-то думаю, что Рерих сознательно не описал в своих книгах что-то очень важное, значимое и таинственное. Почему? Смутное время двадцатых годов двадцатого века не позволило сделать это. Грусть сквозит между строк в его книгах, грусть неразделенных знаний, благородная грусть.

В этот момент я каким-то подспудным чувством осознавал, что и нам (если экспедиционным поискам будет сопутствовать удача) придется о чем-то умолчать, что-то недоговорить, с грустью уповая на неразумность публичного освещения некоторых технологий Шамбалы, основанных на понятиях «Сила Духа» и «Чистая Душа». Мир пока еще слишком злой. Тогда, перед началом экспедиции, в Катманду, я не знал, что вскоре буду держать в руках карту-схему Города Богов, и что эта карта-схема может привести к открытию технологий по созданию новых жизненных форм на Земле, а слово «матрица» будет пульсировать в моей голове.

Грусть сквозит между строк в его книгах, грусть неразделенных знаний

А тогда, когда я продолжал сидеть на грязных ступеньках, мне было всего лишь грустно.

– Сэр, ай эм хангри (сэр, я голоден), – раздался голос нищего.

Грязная исхудалая рука ткнула меня в бок.

– Наверное, ты в предыдущей жизни так в чем-то нагадил или так жировал, что в этой жизни получаешь наказание, – подумал я про нищего, протягивая ему непальскую рупию.

Нищий, даже не сказав «сэнк-ю», снова ткнул меня рукой в бок, требуя еще денег. Я встал со ступенек, понимая, что сидеть и размышлять мне больше не удастся. Нищий схватил меня за майку. Я отшатнулся.

Уходя, я невольно оглянулся, – нищий с ненавистью смотрел мне вслед. От этого взгляда мне стало еще грустнее.

Начало работы над этой книгой совпало с церемонией открытия нового здания нашего Всероссийского центра глазной и пластической хирургии. До этого мы ютились в такой тесноте, что какой-либо министр, лежащий в коридоре или наличие палат «унисекс» казались нормальным явлением. А знаменитая Тамара Горбачева, у которой я впервые в мире произвел трансплантацию глаза, и которая пролежала в единственной двухместной палате около года, получила прозвище «интердевочка», поскольку мы, от безысходности, подселяли к ней то одного, то другого иностранного больного, независимо от пола.