В поисках Города Богов

– Неверно думать, – Рафаэль Юсупов серьезно посмотрел на Селиверстова, – что мухи садятся на мясо только для того, чтобы сходить в туалет. Они, мухи, личинки в мясо откладывают, которые там размножаются и дают новое поколение мух. Выросшие личинки зеленых мясных мух опарышами называются, на которые, как известно, хорошо клюет рыба. В Китае эти опарыши деликатесом и для людей считаются, в жареном, конечно, виде.

– А я бы опарышей не стал есть, хоть в жареном, хоть в пареном виде.

– А зря, – многозначительно произнес Рафаэль Юсупов.

Чуть позднее мы неоднократно видели, как тибетцы едят мясо в сыром виде, даже не посыпая солью. Блаженство было написано на их лицах. Я понимал, что добыть огонь и сварить мясо на высоте 4000–5000 метров было непростой задачей.

Рафаэль Юсупов расспрашивает тибетцев о методах хранения мяса

Погрузив весь наш скарб в грузовик, мы отправились дальше в путь. После поселка Наилам ущелье расширилось, дорога стала лучше. Мы поднимались все выше и выше, чтобы пересечь гималайский хребет.

По пути стали встречаться яки, груженые травой. Сено, которое здесь отнюдь не косят косой, а режут серпом, тибетцы складывают в копны во дворе для предотвращения мора скота, случающегося по причине возможного образования зимой плотной снежной корки, препятствующей тебеневке, когда животные раскапывают снег и едят мерзлую жухлую траву.

Як, груженый травой

До 4000 метров высоты можно было иногда видеть небольшие участки посевов ячменя и картофеля. Размер выросшей здесь картофелины редко превышает размер плода абрикоса.

Горделивая гряда Гималайского хребта

Якам, которые носят на себе сено, тибетцы на морду надевают плетеную корзинку. В противном случае два яка, груженые сеном, не будут идти вперед, а будут вертеться и есть друг у друга сено, пока все не съедят. Як, как отмечают тибетцы, – животное умное, но не настолько, чтобы понять роль заготовки сена на зиму.

Натужно поднимаясь вверх, мы, наконец, въехали на самую верхнюю точку перевала через гималайский хребет, достигнув отметки 5500 метров. Мы вышли из машины.

– Смотри-ка, дышу ведь на такой высоте, – сказал Селиверстов.

Перед нами простиралась горделивая гряда гималайского хребта. Трудно было поверить, что каждая из вершин по линии хребта имеет высоту 7000–8000 метров. Мы все сфотографировались на фоне гималайского хребта, принимая горделивые позы. А по другую сторону хребта, с севера, начинался Тибет – загадочный и суровый.

С перевала мы съехали почти на километр вниз и поехали на северо-запад по ровному плато на высоте около 4500 метров. Редкая мелкая травка покрывала тибетское плато. Иногда это плато пересекали ручьи, через которые, урча, перебирались наши машины. Мы ехали, ехали и вдруг посреди безжизненной равнины увидели одиноко бредущую женщину в папахе и с бусами.

– Куда, интересно, она бредет среди безжизненной высокогорной равнины? – спросил Селиверстов.

Мы остановились и попросили проводника расспросить ее об этом. Мы наблюдали, как эта женщина, очень достойно одетая и разговаривавшая с чувством глубокого достоинства, что-то отвечала нашему проводнику, сопровождая свою речь грациозными жестами.

Одиноко бредущая тибетская женщина

Когда разговор закончился, и женщина побрела дальше, мы спросили проводника:

– Ну и что она сказала?

– Она сказала, что идет к священному Кайласу. Идет… пешком, – отвечал проводник.

– А что, давайте ее довезем! – предложил Селиверстов.

– Нет, нет, не надо, – почти вскричал проводник, – ее не надо довозить.

– Почему?

– Так надо.

– Объясните, пожалуйста, – настойчиво вмешался я.

– Ну…, – проводник почесал за ухом, – это трудно понять вам, европейцам. Вы будете смеяться, потому что это…

– Что?

– Это нерационально, но по тибетским обычаям очень гордо и достойно.

– Что?

– Любой тибетец должен дойти, именно дойти от своего дома до главной святыни Тибета – горы Кайлас и поклониться ей. Это считается главной целью его жизни. Тибет большой, очень большой, а дом находится далеко, очень далеко. За целый год люди не могут дойти до священного Кайласа и вернуться обратно. Они часто гибнут в пути. Если человек чувствует, что не может дойти до священной горы, он возвращается обратно, чтобы на следующий год опять предпринять такую попытку. Тибетец старается подойти к священной горе в самой праздничной нарядной одежде.

– Это и есть вариант тибетского паломничества? – задал вопрос Рафаэль Юсупов.

– Ну, как Вам сказать, – сконфузился проводник, – это наш обычай, это наша цель… цель жизни.

– Почему?

– Не знаю, – сказал проводник и потупил глаза.

Люди, идущие к священному Кайласу

Впоследствии мы неоднократно встречали одиночных или группами бредущих людей, направляющихся в сторону Кайласа в праздничных одеяниях. Глядя на них, не возникало даже малейшего сомнения в том, что эти люди полны достоинства и богоугодного благородства. Контраст с завшивленным поселком был разительным.

– А почему идут преимущественно женщины? – спросил проводника Селиверстов.

– Женщины сохраняют гордость Тибета, – отвечал он.

– Как понять?

– М… м…, – всего лишь промычал проводник.