Упавшую фигуру закрыл длинный черный «роллс-ройс». Шестерка еще не заменила пятерку на электронных часах, когда он проехал мимо меня. Я успел заметить внутри белые одежды, темное лицо, светящиеся глаза… Продукт воображения быстро исчезал со сцены.
Москвич даже вздохнул с облегчением, когда услышал в трубке мужской голос. Вдруг пронесет, вдруг не закрутит, вдруг вообще все это просто мужская нормальная шутка, а еще лучше — легкое недоразумение?
— Хеллоу, — то ли проговорил, то ли пропел немолодой, но приятный мужественный голос.
— Простите, я звоню по поводу объявления, что было вывешено в университетском кампусе. Должно быть, это шутка, сэр? — Москвич подождал секунду, но не услышал ответа. — Недоразумение, сэр?
— It's over, it's over, it's over[14], — печально проговорил или пропел мужской голос.
— Простите, я не стал бы звонить, если бы ваш телефонный номер не попал в руки весьма сомнительному субъекту, а так как этот субъект является в значительной степени продуктом воображения, то я, представляющий также в некотором смысле определенное воображение, считаю себя так или иначе ответственным за поступки этой персоны, — на одном дыхании выпалил Москвич и добавил, подумав: — Вы меня, конечно, не понимаете?
— Отлично понимаю вас, дружище, — сказал невидимый собеседник. — А теперь вы меня послушайте.
Неизвестно откуда тут возникла в трубке музыка, и голос уже впрямую будто на эстраде запел:
Не без удовольствия Москвич прослушал до конца эту песенку, которую помнил еще с осени 1955 года, с тех еще времен, когда он был не Москвичом, а Ленинградцем, с той осени, когда западный циклон закупорил невское устье и вода вышла из берегов сфинксам до подбородка, а он как раз шел на танцы по Большому проспекту Петроградской стороны по колено в воде, и насвистывал эту песенку, и встретил девушку на площади Льва Николаевича Толстого, и вместе они пришли в медицинский институт, где танцевали под эту песенку, и все танцоры были мокрыми по колено, но сухими выше колена — славная была ночка!
— Спасибо, — сказал он, когда песенка кончилась.
— Пожалуйста, — ответил тот же голос. — Теперь взгляните, старина, стоит ли рядом с вашей телефонной будкой белый открытый «мазаратти»?
Он оглянулся. Рядом с телефонной будкой действительно стоял белый открытый «мазаратти», а за рулем была девушка. Да уж конечно, девушка там была за рулем. Именно девушка должна была появиться сейчас по закону ТАП, и она появилась.
— Садитесь, — сказал голос в трубке.
— Эй, мэн, садись! — сказала девушка.
«Мазаратти» всхрапнул, и не прошло и двух минут, как наш Москвич оказался в ночном потоке на Санта-Моника-фривэй. Кое-кто в Городе Ангелов, видно, не боялся дорожных патрулей. В частности, девица на «мазаратти». Переносясь из ряда в ряд, подрезая носы равномерно катящим средним американцам, она не прикасалась к тормозам и не снижала скорость за отметку семьдесят миль в час.
Руль она держала одной лишь левой рукой, а правой между тем сворачивала на сиденье какую-то самокрутку, нечто вроде «козьей ножки» с зеленым табачком.
— Мэн, огня! — коротко приказала она.
— Куда мы едем? — спросил Москвич, протягивая зажигалку.
— Man, are you groovy? — Девица, морща носик, блаженно затягивалась.
— Что такое groovy? — недоумевал Москвич. — Что означает это слово?
— Ничего не означает, — сказала драйверша. — Я просто спрашиваю: you man — ты груви или не груви?
— Yes, I am groovy, — кивнул Москвич.
— Тяни.
Слюнявая сигаретка-самокрутка влезла ему в рот.
— Куда мы едем? — повторил он свой первый вопрос.
— В Топанга-каньон…
Москвич почувствовал некоторое головокружение и в связи с этим головокружением как бы подбоченился в кресле.
— You girl! — сказал он в предложенном стиле. — А ты груви?
Девушка захохотала и вырвала у него изо рта чинарик.
Санта-Моника-фривэй кончался тоннелем, и там машины уже еле ползли, образовался «джем», автомобильная пробка. Трудно сказать, каким образом они за одну секунду проскочили этот забитый тоннель — ведь не по воздуху же! — но вот они уже неслись по Тихоокеанскому вдоль белеющих в темноте пляжей под обрывами Палисадов.
Он не успел заметить, когда и где у них появился эскорт. Теперь три средневековых рыцаря на мотоциклах «хонда» сопровождали их: один мчался впереди, второй сбоку, третий сзади. Черные, вороненой стали доспехи закрывали их тела, на головах шлемы, похожие на полированные черные шары. Лиц не видно.