В поисках Ханаан

Рано утром Белка направилась на Жверинас. Первое, что увидела, когда вошла в дом — была большая карта Ближнего Востока. Она висела на стене, словно окно в другой мир и выделялась на фоне выцветших бесцветных обоев ярко-небесной голубизной морей, разлитым желтком пустынь и мелкими вкраплениями оазисов зелени. Среди всего этого разноцветья, как сердце, алел закрашенный красным карандашом Израиль.

— Винник! — выдохнула Бэлла, ткнула в излучину Нила, чуть правее Израиля. — Сюда — и заплакала.

— Вэйзмир! (горе мне)! — закричала Хана и схватилась за голову, — Суламифь и Айзик…

— Что ты орешь? — испугалась Белка, — об этом не должна знать ни одна живая душа. Или ты хочешь, чтоб его вышвырнули из армии как описавшегося щенка?

— Он что, не может отказаться?

— Сам рвется, — ответила Белка, вытирая слезы.

Они долго сидели друг против друга, подперев кулаками щеки и подвернув под себя ногу калачиком. Это была любимая поза сестер Голь.

— Белка, перестань скулить! — сказала, наконец, Хана. — У мужчин в этом возрасте что-то происходит с головой. Возьми Бенчика. Подай ему этот Ирушалем — и все тут. И Зяму с Яшей с толку сбивает. Представляешь, целое лето дети проработали на хуторе у Пранасовой родни. Заплатили им — кот наплакал. И они все до копейки выложили за «Спидолу». Яша даже добавил из своих.

— Опять Яшкины шахер-махер? — с раздражением говорит Белка.

— Сейчас у него новый гешефт. Купил фотоаппарат, ездит по деревенским свадьбам и делает фотки. Ты же знаешь, у моего сына за душой всегда должна быть копейка. Бенчик говорит, что он пошел в его отца — Вольфа, долгая ему память. Тот тоже не имел ни минуты покоя: зарабатывал, зарабатывал и зарабатывал. В общем, что тебе сказать, выложили дети кучу денег, купили себе игрушку. Теперь каждый вечер вместе с Бенчиком слушают «Голос Америки», — Хана сочувственно посмотрела на сестру и вздохнула, — потерпи. Может быть, обойдется. Поговорит твой Винник и забудет.

— Ты сошла с ума! — всхлипнула Белка. — Не сегодня-завтра должен выйти приказ.

Секунду — другую Хана сидела вперившись взглядом в стену, на которой висела карта и вдруг воскликнула:

— Отчаянию нет места в этом мире, как говорит мой муж Бенчик. Иди домой. Все будет в порядке.

И у Белки отлегло от сердца. В семье Голь все знали, что Хана способна предсказывать будущее, не даром же с детства ее прозвали клиппа (ведьма). Иногда на Бенчиковое: «Ирушалем!» Хана многозначительно показывала ему свою ладонь и говорила: «Только тогда, когда у меня здесь вырастут волосы». И вся семья, кроме Бенчика, понимала — его затея не стоит ломаного гроша.

На другой день, вечером, когда Винник пришел со службы, Белка сразу поняла — свершилось. Уже по его шагам было ясно, что пьян. И не чуть-чуть, и не так себе, а хорошо пьян. Это была самая высокая отметка, которую достигал алкоголь, заполняя его приземистую крепкую фигуру, похожую на походную солдатскую фляжку. Он резко, с грохотом, сбросил сапоги в прихожей.

— Ну? — спросила Белка как можно спокойней, когда муж вошел в комнату.

— Что ну? Радуйся! Не взяли! — заорал Винник, как на плацу. Но тут вошла Лина, и он строго скомандовал себе: — Спать!

Круто развернулся, при этом чуть не потерял равновесие, но Белка, как сестра милосердия, вовремя подхватила его и повела в спальню.

— Май адлер мит шраус средерн (моя лошадь со страусиными перьями), — приговаривала она, раздевая мужа и укладывая его в постель. — С чего это тебе вдруг захалячилось плясать на этой арабской свадьбе? Что ты там забыл?

А когда в доме все уснули, Винник вскочил, дернул Белку за плечо и совершенно трезвым голосом громко, отрывисто приказал:

— Проснись!

— Тебе что, плохо? — спросонья ответила Белка.

— Отвечай! Где твоя сестра? — сухо спросил он.

— Которая? — откликнулась Белка. И всю ее сонливость вмиг как рукой сняло.

— Не хитри. Сама знаешь какая — Суламифь.

— Я же тебе говорила. Умерла при родах. Ты тогда учился в академии.

Белка внезапно ощутила страшную жажду. Она встала, накинула халат, намереваясь пройти на кухню. Но Винник перехватил ее на полпути и с силой усадил на кровать.

— Не ври! — грозно произнес он, — мне все известно. Тебе плевать на меня, главное — твоя родня! Думала, будет все шито-крыто? Ан нет! Там раскопали всю подноготную твоей семейки!

— Кто тебе дал право так разговаривать со мной? — чуть ли не в голос закричала Белка.

И тут дверь спальни приоткрылась, и в ней показалась лохматая голова Лины.

— Что это здесь у вас происходит? Совет в Филях? Или на позицию девушка провожает бойца? — спросила она.

— Вон! — прорычал Винник. — Вон!

И это было так не похоже на мягкость и уступчивость отца, что Лина тихо, на цыпочках прокралась в свою комнату. До рассвета из-за закрытой двери доносился голос Винника. И среди неразборчивого бу-бу-бу иногда прорывались отдельные слова: развод, отставка, партбилет. Белку было не слышно.