В поисках христианской свободы

Часто в своей литературе Общество приводит в качестве примера верности, которая должна царить в собрании Бога, дружбу между Давидом и Ионафаном[836]. Преданность Ионафана Давиду, однако, совершенно не похожа на преданность, которую можно обнаружить в организации Свидетелей. Давид неожиданно оказался в опальном положении со стороны организационной структуры государства Израиль, возглавляемой видимым «теократически назначенным» главой — царем Саулом. Этот помазанный глава рассматривал Давида как врага, сделав его жизнь жизнью «лишенного общения» или «отлученного»[837]. Какое–то время Давид даже скрывался в Гефе среди языческих филистимлян — людей, которые в конечном итоге стали причиной смерти Саула, — а также воспользовался защитой царя Моавитского для своих родителей[838]. Если бы Ионафан жил согласно основному принципу Свидетелей Иеговы — принимать и поддерживать все действия и требования организации, — он бы не раздумывая прекратил всякое общение с Давидом. Он же, напротив, зная, что высшая государственная власть рассматривает этого человека как врага, продолжал встречаться с Давидом и действовать в его интересах, и даже защищал этого признанного виновным, изгнанного человека перед помазанным, теократически назначенным правителем. Он делал это, так как верил, что Давид пользуется благословением Иеговы, несмотря на то, что выброшен из организации[839]. Верность Ионафана не была регламентирована или продиктована одобрением или санкцией организации. Ее причины были гораздо более высокие. Среди Свидетелей Иеговы, хотя и нечасто, тоже встречаются люди, смело сохраняющие такую дружбу, несмотря на возможные последствия, о которых они догадываются.

ПЛОД РАДОСТИ

Перечисляя плоды Духа, апостол ставит «радость» после «любви»[840]. В отношении подлинности этого плода в провозглашаемом «духовном раю», также можно увидеть контраст между внешним впечатлением и реальностью.

За свои шестьдесят лет, проведенные среди Свидетелей Иеговы, я пережил много радостных событий и храню некоторые приятные воспоминания. Хотя сейчас я определенно счастлив, я не был «несчастлив» тогда. Конечно, я знаю, что степень счастья, которое я испытывал, всегда была ограничена ощущением постоянного напряжения. Дело вовсе не во внутреннем напряжении, возникающем из–за сердечных побуждений, — эти побуждения приводили к добровольным делам, принесшим мне много радости. Дело во внешнем напряжении, которое, казалось, давило на всё мое время, на всё, чем я был; в напряжении, принуждавшем приносить жертвы в виде дел и затраченного времени, которые в действительности не нуждались в этом давлении, так как исходили из сердца. В течение тех двадцати лет, что я был миссионером, я чувствовал и чувствую до сих пор теплую привязанность к людям, среди которых я служил, многие из которых жили в стесненных обстоятельствах. Мне нравилось жить с ними, где жили они. Вспоминая то время, я начинаю понимать, что гораздо больше счастья я испытал от общения с этими людьми как с личностями, нежели от чего–то, связанного с религией.

В предыдущих главах мы уже видели, как ответственные представители организации сами сообщали о напряжении, которое чувствовало большинство Свидетелей, напряжении, поддерживаемом непрекращающимися призывами к большим усилиям, исходящими из штаб–квартиры в Бруклине и от разъездных представителей. Это постоянное давление и вызванное им напряжение не способствует эмоциональному здоровью и настоящему счастью. Не ведет оно и к подлинному духовному росту и приносимой им радости. Оно способствует рутинной деятельности, которая иногда приносит некоторое удовлетворение, но поддерживается чувством вины, создаваемом нажимом организации.

Утверждается, что радость большинства Свидетелей вызвана их участием в «обильной трапезе» из духовной пищи. Хотя регулярно говорится, что в духовном отношении они «лучше всех на земле обеспечиваются пищей», но, когда это безопасно, сами Свидетели часто выражают ощущение скуки и утомительного однообразия от встреч, и даже того, что на больших конгрессах ежегодно повторяют одно и то же. Их «служебные встречи» во многом носят черты маркетинговых встреч, на которых основное внимание уделяется методам и постоянным призывам к большим усилиям и результатам. Программа конгрессов из года в год удивительно предсказуема. Все речи любой продолжительности, произносимые на собраниях или на конгрессах, должны строго следовать конспектам, предоставляемым организацией. Слушатели, в действительности, внимают организации, а не докладчику. Если Свидетелей спросить, чему они научились из программы встречи или конгресса, часто они с трудом пытаются припомнить что–нибудь по существу, чтобы дать ответ. Редко они уходят с чем–то, что осталось в их памяти, как подлинное укрепление веры, или что может поспособствовать улучшению их служения Богу и христианской жизни.