В поисках Колина Фёрта

– Я очень стараюсь научить свою дочь верить в себя, ведь только так можно чего-то добиться. Ты веришь в себя, и какое тебе дело, что думают другие?

Она кивнула.

– Ты хороший отец, Ник. Ее бабушка и дедушка должны это знать.

– Иногда люди видят то, что хотят видеть.

«Как это верно», – подумала Вероника.

– Последние двадцать два года – точнее, с того дня, как меня отослали в «Дом надежды», я как бы закрывала на все глаза. Изо всех сил старалась не думать об оставшемся в прошлом – о родителях, не желавших иметь со мной дела, о парне, которого я потеряла, о будущем. Тогда я даже не представляла, каково это, подспудно думать о чем-то жизненно важном, что изменило мою жизнь, однако не стало частью моего будущего. Мне пришлось загнать все глубоко внутрь, чтобы оно не казалось реальным.

– Помогло?

– Даже слишком, – сказала она. – Я очень много времени провела, стараясь ничего не чувствовать.

Он долго смотрел на нее.

– Но теперь твоя дочь здесь, совершенно реальная, хочет с тобой встретиться.

– Неправильно считать ее моей дочерью. Я ее не воспитывала. Я не была ее семьей.

Ник сжал руку Вероники.

Она закусила губу.

– Я могу прямо сейчас взять трубку и через секунду буду с ней разговаривать. С Беа Крейн. Невозможно поверить. Мне интересно, кто она, как выглядит.

– Перезвонишь ей сегодня?

Вероника растерялась. На самом деле она не могла себе представить, как снимает трубку и звонит Беа. Она не была уверена, что справится.

– Я хочу немножко посидеть и все осознать. Я не ожидала, что это окажется таким потрясением.

Ник поднялся.

– Тогда я тебя покидаю. Может, мы с Ли и придем в понедельник на занятие. Я не знаю. Не знаю, что мне делать.

– Поступай так, как считаешь правильным, – проговорила Вероника. – Просто делай то, что считаешь нужным.

– Ты тоже, – сказал он и опять ушел.

Два часа спустя Вероника сидела за кухонным столом, глядя на телефон. Она не была готова позвонить. Сначала собиралась поговорить с Беа из спальни, думая, что здесь, устроившись среди мягких подушек на кровати, в окружении знакомых вещей и сувениров, почувствует себя в безопасности, но потом поняла: нужно сделать это из кухни, где стоят блюда для ее пирогов, а в воздухе витает слабый аромат шоколада и карамели. Кружка свежесваренного кофе дымилась перед ней нетронутая, рядом с телефоном.

Беа Крейн. Здесь, в Бутбей-Харборе.

Она знала Беа Крейн девять месяцев и две минуты, а теперь – вот она, уже не те шесть фунтов веса, которые она прижимала к груди, а взрослая женщина двадцати двух лет. Вероника попыталась представить Беа – похожа она на нее? На Тимоти? Сочетание их обоих? Она не сомневалась, что Беа высокая; рост Вероники составлял пять футов десять дюймов, Тимоти вымахал выше шести. Интересно, унаследовала ли Беа красивые, густые светло-русые волосы Тимоти, изумительные, легкие волосы всех Макинтошей.

Вероника знала, что дочь спросит и о нем. Рассказывать ли ей всю правду? Как с ней обошлась ее семья? Кто ее биологический отец? Что она понятия не имеет, где сейчас Тимоти Макинтош и его родные? Конечно, можно коротко поведать собственную историю, но немыслимо сообщать полной интереса двадцатидвухлетней девушке о мучительных обстоятельствах ее рождения. Она скажет Беа, что ей было шестнадцать и она отдала ее на удочерение, желая обеспечить наилучшую из возможных жизнь. Ведь это правда, и это она Беа и поведает. Не обязательно сообщать девочке, что говорила мать Вероники, как ее называла. Или как Тимоти наорал на нее и ушел прочь. Ничего этого она дочери не скажет.

Вероника уставилась на телефон.

Они поговорят. Немного. Встретятся в закусочной за кофе или ланчем. Побеседуют о жизни. Беа, вероятно, захочет узнать свою медицинскую историю, и она, конечно, расскажет все, что знает. Но что потом? О чем говорить? Два чужих человека, связанные на самом главном уровне.

«Ну, перезвони уже ей наконец», – приказала себе Вероника, снимая трубку, но рука задрожала, и пришлось пережидать. Она пожалела, что Ник ушел: он подбодрил бы ее, призвав решиться, выпить кофе, действовать.

Она медленно набрала запомнившийся номер.

Два звонка. Потом:

– Вероника?

Судорожно вздохнув, после паузы:

– Да. Здравствуй.

Секундное молчание:

– Здравствуй.

Ладно, они обе нервничают.

– Я рада, что ты позвонила, – произнесла Вероника. – Я надеялась, что ты позвонишь.

– В агентстве по усыновлению сказали, что ты сообщала новые данные при каждом переезде, поэтому я не боялась звонить. – Голоса у них совсем разные. – Я рада, что ты рада. – Молчание. – О боже, я похожа на идиотку.

Вероника засмеялась.

– Нет. Ничего подобного. Я нервничаю точно так же, как и ты.

Молчание.

– Я очень долго ждала этого дня, – проговорила Вероника. – Надеялась снова встретиться с тобой, узнать, что у тебя все хорошо.