Ковчег Завета и Туринская плащаница появляются вместе в этом эфиопском манускрипте, переведенном с арабского полвека спустя после сочинения КН. Кажется, здесь не нужно даже никакого комментария. Достаточно естественно предположить, что в это время, если следовать моим тезисам, ковчег еще не был частью "Славы Царей", которая к тому времени не была широко известна даже в Эфиопии. И хотя Бадж в своем переводе ставит кавычки, в оригинальном тексте никаких кавычек нет. Разумеется, автор не заявлял, что он что-то положил в ковчег Завета, сделанный Моисеем на горе Синай. Нет, он создал новый ковчег сам, процесс, ставший обыденностью в Эфиопии с каждым новым освященным таботом. Ковчег Климента хранился в Риме, без упоминаний других артефактов в Аксуме и где-либо еще. В следующей главе мы находим еще один интересный отрывок:
Текст не упоминает вторую пару разбитых скрижалей, помещенных в ковчег, так же как и их предполагаемое нахождение в Эфиопии со времен Эбна Лахакима. Переводчики с арабского, похоже, спокойно приняли текст, игнорирующий претензии их собственного "национального эпоса", эпоса, который сравнивался с Ветхим Заветом и Кораном как "хранилище эфиопских национальных и религиозных чувств"
[82].Для Европы Эфиопия веками оставалась страной глубокой тайны. Ситуация стала еще более темной и запутанной, когда все стали считать эту страну местом царствования "пресвитера Иоанна", а не Азию или Индию. Эфиопия стала царством мечты, мощным союзником в борьбе против ислама, так как она была христианской, соседствовала с Египтом и святыми местами ислама. Вспоминались пророчества или сочинялись новые. Распространялись истории о происхождении эфиопской династии от Соломона.