В поисках Марселя Пруста

"Мэтр,

Я желаю вам доброго года и доброго здоровья. Впрочем, никакой другой год не был так прекрасен для вас, как тот, который только что завершился. "Именно тогда Александра и прозвали Великим…" Мужество, которое вы столь благородно воспели, ни у кого не достигало такой высокой степени, как у вас, и вам незачем больше завидовать греческому трагику в том, что он познал иные, не литературные победы. И в самом деле, вы вмешались в политическую жизнь таким образом, какой не был известен в этом веке, ни как Шатобриан, ни как Баррес, не ради того, чтобы создать себе имя, поскольку оно и так у вас уже было, но чтобы склонить им чашу весов Правосудия. Я не нуждался в этом, чтобы восхищаться вами как человеком справедливым, храбрым и добрым. Поскольку я любил вас, я знал все, что в вас было. Но для других это выявило в вас нечто такое, чего они прежде не знали и чем восхищаются теперь так же, как прозой «Таис», потому что это столь же благородно, совершенно гармонично и прекрасно…"[89]

Но самой неизменной его наперсницей во всем, что касалось Дела, была собственная мать, сполна разделившая с ним и его чувства, и его веру. Мать и сын наблюдали за друзьями и случайными встречными, пытаясь, подобно Блоку в романе, угадать сквозь недомолвки их истинные мнения. Находясь в 1899 году в Эвиане, в «Сплендид-отеле» вместе с графом и графиней д'Э, Марсель Пруст отнесся к ним с точки зрения Дела, но описал как романист:

Пруст госпоже Адриен Пруст:

"Эти д'Э выглядят людьми добропорядочными, очень простыми, хотя я подчеркнуто сохраняю шляпу на голове и неподвижность в их присутствии. "Холоден после Ренна".[90] Оказавшись вместе со стариком перед дверью, в которую первым должен был пройти либо один, либо другой, я посторонился. И он прошел, но сняв шляпу и глубоко поклонившись, не высокомерно, и не как д'Осонвиль, но как славный, очень вежливый старичок; мне так не кланялся никто из тех, кому я так же уступал дорогу; они, "простые буржуа", проходят прямые, будто принцы…"

"Молодой Галан представил меня двоим госпожам Ланглуа, весьма безобразным и похожим друг на друга до того, что можно спутать, которые, решив не заикаться о Деле, позволили булькать на поверхности беседы поднимавшимся со дна (как чувствовалось, необычайно илистого) всяким: "О! Форэн так восхитительно отделал их в… Тсс…" — "О! Феликс Фор — это был патриот. Ах! Будь он жив!.." — "Не будем говорить о стенограммах! Когда этим летом они появились в «Фигаро» там в каждой строчке была ложь…"[91]