В поисках Марселя Пруста

Здесь, словно маленький обособленный роман, помещается вставной эпизод: "Любовь Свана", который остается, конечно, внутренней постройкой, задуманной в то время, когда Сван еще мыслился как главный герой всей книги; она подобна уцелевшему в усыпальнице готического собора языческому храму или романской церкви, стоявшим раньше на том же самом месте. Тут мы узнаем, что было до рождения Рассказчика: любовь Свана к Одетте. Любовь несчастная (поскольку, согласно Прусту, всякая любовь несчастна, и мы увидим, почему), страсть, описывающая кривую от восторга к страданию, и от страдания к забвению, которую мы исследуем позже. Но у Свана, как и у Рассказчика, возникает порой мимолетная надежда достичь более прекрасной и прочной реальности. И ему тоже именно эстетические переживания открывают врата к некоей форме вечности. Но, поскольку Сван не творец, он проникает по ту сторону Времени не как писатель, а слушая некоторые музыкальные произведения или глядя на некоторые картины. Тема "короткой фразы" из Сонаты Вентёя, "легкой, успокоительной и тихой, словно аромат".

Затем мы возвращаемся к Рассказчику. Пересказывать вслед за ним весь роман было бы совершенно никчемным занятием. Что важно — это понять его построение и замысел. В конечном счете это история раскрытия Марсельм всех тайн, что прятались за именами, его усилий завоевать то, чего он так желал, история его неизбежных и полных разочарований. Он страстно желал любви Жильберты Сван; он хотел участвовать в чудесном таинстве жизни; он сближается со Сваном; но Жильберта его больше не любит, и, после многих страданий — поскольку у детей столько же любовных мук, что и у взрослых — он так полно ее забывает, что позже, встретив уже девушкой, не узнает в ней ту, что во времена Елисейских полей была для него всем.

Вторая любовь: девичья «стайка» из Бальбека. Тут тоже тайна и любопытство заставляют его надеяться на сокровенное счастье. И опять, стоит ему узнать ее поближе, стайка покажется ему заурядной и вульгарной; а избранную им девушку, Альбертину Симоне, он по-настоящему полюбит лишь позже, когда новая тайна и новые муки снова сделают ее желанной.

Третья любовь: герцогиня Германтская, ибо та, что была в Комбре героиней волшебной сказки, в Париже станет домовладелицей и соседкой Марселя. Мало-помалу его желание проникнуть в этот закрытый мир будет удовлетворено. Подобно Свану, он будет гам принят, станет сотрапезником, но лишь затем, чтобы познать суетность этого мира, его эгоизм и жестокость. Свет, как и любовь, имеет ценность лишь в желании или в воспоминании.

Так Время постепенно пожирает все, что было надеждой жизни, все, что составляло ее благородство. Даже сыновняя любовь, и та подверглась нападению Времени, и Рассказчик после смерти бабушки с отчаянием сознает, что "перебои чувств" (то есть периоды забвения) становятся все дольше и дольше. Он неделями, месяцами не вспоминает свою бабушку, как не вспоминает Жильберту. Сами места постепенно лишаются поэзии. Бальбек стал всего лишь "знакомым местом", и "те же названия мест, так волновавшие меня некогда, что, стоило мне полистать обыкновенный "Обзор замков" на главе "Ла Манш", и он доставлял мне не меньше эмоций, чем "Расписание поездов железной дороги", стали мне настолько знакомы, что я мог теперь в том же расписании заглянуть на страницу "Бальбек-Довиль через Донсьер" с таким же безмятежным спокойствием, как и в адресный справочник. В этой слишком общественной аллее, к бокам которой, я чувствовал, прилепилась компания многочисленных друзей, видимых или нет, вечерний поэтический возглас принадлежал уже не чайке или лягушке, а превратился в "Как поживаете?" Господина Крикето или в "Хайрэ" [155] Бришо. Атмосфера тут больше не пробуждала тревогу и, насыщенная исключительно человеческими выделениями, стала вполне пригодной для дыхания, даже слишком успокаивающей…"