В поисках меча Бога Индры. Книга вторая. Сеча за Бел Свет

Индра – лунный, иной Ра – утак следовало кликать меч… А значить мальчик был прав, кумекая, шо имечко меча казало о той Лунной торенке, по коей шествовал Бог. Токмо не ведал отрок, шо и само величание Индры вобрало у собе тот овринг. Лунный отличный от Солнечного… иной… другой… Не мудрено, тяперича, шо тако имя меча было никому ни знамо, никому окромя самого Асура и его – вечно зрящего за усем на Бел Свете, солнечным Богом Ра. Ибо усякий воин, взявший творённый меч у руки, нарекал его лишь у присутствии восходящих во небесну твердь златых волов, влачащих воз с сияющим Ра. Выкликнув у то величание, воин казуя лучам красна солнышка своё орудие, просил от ярого, кипучего и жизнеутверждающего Асура скрепить тайну связь меж человеком и мечом… другами, соратниками, соотчичами коими враз они становились.

Покуда Борила занятый теми думками, терпел, отвлекаючи собе от полымя излетающего из огненной бездны, ужа помалешенько спускала его униз. Жар становилси усё паче невыносимым, а густой, словно марево палящий пар витающий вкруг мальчика, казалось сжимал его у своих пылких объятьях. Жгучий воздух проникал у ноздри, давил своей горячностью на грудь. Под рубахой и штанами усё вжесь давно взмокло, удол по коже струились ручьи солёной водицы. Со лба на нос скатывались почти с ноготок капли пота, иноредь они замирали над очами, удерживаясь густыми, чорными бровьми мальца. Обаче вскоре перьполнив у те волосья своей обильностью, перьпрыгиваючи, стекали дальче, закатываясь у сами очи. Борилка тады ж прерывчато моргал, сгоняя застилающу глаза водицу, стремительно дул собе на нос и уста, идеже на тупом егось кончике и по краю верхней губёнки скапливалась широкими полосами испарина.

Мальчик продолжал крепитси, занеже всяк раз, оторвав взгляд от пляшущих потоков смагло-кумачовых огненных рек выкатывающих свои воды на серебряно возвышение, и вздевши голову увысь, явственно видел, немногось правее от уступа, на каковом возлежал беспокойно глазеющий на него Крас, чётко зримые лица Рама и Керы. Полканы внимательно следили за его спуском, склонив низко свои станы над бездной, точно жёлая усё слышать.

Токмо туто-ва, у самой пропасти, гулко бурлящие, пламенеющими, водами реки выпускали из собе пронзительно дребезжащий звук, пыхая булькающими булдырями вони источали резкое шипение и плюханье, а струи огня казалось и вовсе оглушительно свистели, подавляя у той зычностью усё о чём перьговаривались меж собой полканы и широкось раззевая рот гикал Крас.

Неприятный кислый дух стал долетать с под низу и вкупе с жаром не давал возможности вдохнуть по-глубже, отчавось Борила стал дышать порывисто и почасту чрез рот, и вдыхая воздух сквозе небольшу щель, выпускал евось из носу. Мелкие капли, отрывавшиеся от булдырей и поверхности огнища, усё чаще и чаще проносились мимо лица мальчишечки, устремляясь увысь. Овые из них опускались на штанины, дырявили тама прорехи, а засим, чрез таки ездовиты места, ныряли унутрь да обжигали кожу ног. Болезненность от у тех ожжённых мест инде перькашивала лицо отрока. У скорести колико проскальзывающих горящих крошек резко возросло… и вони стали приземлятьси не тока на штанины, но и на рубаху. Они начали цеплятьси за волосья, которые уначале спуска взмокли, а тяперича, как-то разом, просохнув, наполнились хрустом, будто сушняк подкидываемый у костерок.

А у тама, на рябистой поверхности, огня стали появлятьси редрые пятна, они словно выныривали из глубин и растекаясь у разны сторонки пущали увыспрь задхлый, закисший дух, отвратительно-удушливый. Выходящие мелко-струйчаты потоки огня, изливаясь плавно и медленно, осыпали окрестъ собе искры паче крупные чем у те, оные лётели у направлении мальца. И у то было добре, шо в основном били те потоки позади серебристого бугра, и их струи не доставали до Борилки.

Пристально обозревая пропасть нежданнно-негаданно мальчику покумекалось, шо и сами реки точно живо существо, кые также, аки и он, тягостно дышить, то подымаючи увыспрь свои воды, то сызнова опускаючи к долу. Раскатистый треск, гул и нарастающее бренчание наполняло усё кругом него, а смешивающееся с чуть ощущаемым гулом прерывистое дрожание ужи мерещелось веянием… духом той приглубой… приглубой бездны. От яркого света и постоянного движения текущей огненной водицы у Борюши закружилась голова, а миг спустя его замутило, хотя последний раз он жамкал днём. Нестерпимый, вжесь почитай неперьносимый жар обхватил тело мальчугана и мощно сжал так, шо затрещали кости, а ноги у сапогах, кажись, вспламенились… Опосля ж того, кажись, запылали на нём и штаны, и рубаха, и волосья. Торопливо покачав головой, и проморгавши, оно как от того огнища, у очах, засверкали рыжие жернова, отрок опустил леву руку и ощупал собе, проведя дланью и перстами по вещам, лицу и волосьям… вельми горячими, но не горящими.

«Ох!» – успокоительно дохнул Боренька, успокоившись тому чё вон на самом деле не пылаеть.