В поисках молодости

— Время, когда я не работаю, не проходит даром, — говорил он. — Я же все время работаю — когда гуляю, валяюсь на берегу Немана, болтаю с друзьями. Именно тогда мне легче всего обдумывать новые ситуации, сюжетные ходы, персонажи, их речь, жесты. Я сажусь писать тогда, когда чувствую, что вся книга уже в голове — надо только записать на бумаге. Но за столом начинаются новые мучения. Пишу я с трудом, и чем дальше, тем мне трудней.

С каждой своей книгой Пятрас Цвирка рос как писатель. Он постоянно повышал требования к себе. Все с большей ответственностью он относился к своей работе, не делал себе поблажек, старался не печатать ничего недоделанного. Я не раз видел, как он работал. На столе собиралось множество листов бумаги, на которых было несколько строк, а то и полстраницы, написанных неразборчивым почерком.

— Если мне не дается начало рассказа, я не могу писать до тех пор, пока не уловлю настоящий тон. Иногда так я извожу целую кипу бумаги, — говорил он.

Его воображение никогда не переставало работать. Он часто рассказывал мне новые сюжеты, которые возникали у него все время. Но он осуществлял лишь незначительную часть своих замыслов.

— Часто сюжет стареет, особенно если его долго вынашиваешь. А когда чувствуешь, что твой сюжет неинтересен для тебя самого, лучше его бросить и ничего не писать.

В начале июня Пятрас сообщил мне, что уже вышел первый номер «Литературы». Главным редактором журнала был Винцас Креве. Журнал действительно сплотил почти всех прогрессивных писателей. В своем письме Пятрас говорил, что журнал «пользуется зверским успехом. Провзошел все наши ожидания. В одном только книжном магазине «Наука» продали 30 с лишним экземпляров за два часа. Враги бесятся».

В том же письме Пятрас сообщил, что заходил в советское посольство в Каунасе и получил для себя и меня по экземпляру романа «Как закалялась сталь» и письма от ВОКСа.

В конце июня умер Максим Горький. Не только для меня он был одним из самых великих писателей мира. Я читал не только его книги, но и почти каждую статью Горького. Недавно я перевел «Мои университеты». Узнав о смерти любимого писателя, я «плакал мучительнее, чем тогда, когда потерял отца», — писал я Жилёнису.

В середине июля мы с Пятрасом поехали в Зарасай. Живописная природа восточной Литвы, прекрасные озера, радушные люди, среди которых у Пятраса было много друзей, манили нас в эти места, которые мы впервые увидели в 1930 году. Выйдя из автобуса, мы купили в киоске свежие газеты, и в глаза нам бросились крупные заголовки, сообщавшие о начале гражданской войны в Испании.

— Фашизм поднимает голову. Сегодня он тренируется в Испании, завтра он начнет свою кровавую работу в других странах… — очень серьезно сказал Пятрас.

В эту минуту мы услышали звон всех колоколов костела и увидели, что на улицы вышло почти все население местечка. Кого-то провожали на кладбище. Мы смешались с толпой и узнали, что хоронят единственную дочь богатого чиновника, которая позавчера утонула в озере. Неподалеку купались ее друзья — гимназисты. Увидев, что девушка тонет, они не стали спасать ее потому, что были голые и стеснялись…

— Это все плоды воспитания, — печально сказал Пятрас. — Как бы гимназисты не впали в соблазн… Сколько еще темноты в нашей Литве!.. И сколько несчастий из-за этой темноты!..

Мы получили комнату в семье скромного банковского служащего. Комната нам очень понравилась. Погода была просто удивительной, и я начал сомневаться в том, удастся ли мне написать в Зарасай хоть какую-то часть своего романа. Но я упорно засел за работу и поначалу лишь в самое жаркое время дня появлялся на озере.

— Летом у меня работа не идет, — говорил Пятрас. — Летом я люблю валяться на берегу озера, кататься на лодке, ловить рыбу. Лучше работается осенью, когда идет дождь, или зимой, если ты сыт и в комнате не слишком холодно.

Взяв лодку у своего хозяина, мы много времени проводили на озерах. Эти летние тихие дни я вспоминаю с наслаждением. Мы были молоды, здоровы, счастливы, в голове роились проекты, замыслы новых книг, мысли о дальних странствиях. Пятрас был страстным рыболовом, и по воскресеньям, когда хозяин наш был свободен, они вставали еще до рассвета и уплывали на лодке далеко в озеро удить рыбу. Я поначалу ездил с ними, но вскоре выяснилось, что у меня нет ни малейших способностей в этом деле. Это развеселило Пятраса, и он не раз шутил надо мной, называя меня способным рыбоедом, но не рыболовом.

В Зарасай мы встречали Антанаса Шатаса, старого приятеля по Каунасу, уже который год преподававшего в Зарасайской гимназии. Поначалу он обрадовался нашему приезду, но вскоре мы заметили, что он сторонится нас. Удивившись этому, мы как-то подозвали его и спросили:

— Что с тобой, почему ты нас боишься?

Испуганно оглядевшись, учитель отвел нас в сторонку и озабоченно сказал:

— Вы уж простите, ребята, мне неудобно, что ж, мы приятели, старые друзья… Но я не могу с вами встречаться…

— Что же случилось? Ты что, с ума спятил?