Читаем В поисках молодости полностью

— Вот видите, видите, господа… Бывает, что в хорошей компании кто-нибудь возьмет да пукнет…

Моркунас снова вскочил; но между тем грянули аплодисменты, и весь зал с хохотом поднялся с мест. Моркунаса уже никто не хотел слушать.

Гербачяускас воевал с руководством университета за нецензурные выражения, которыми он любил уснащать свои лекции. Был он и против университетской дисциплины.

Вскоре Гербачяускас уехал в Польшу.

Но вернемся к прерванному повествованию. В университет я ходил все реже. Много времени я проводил в читальне, где собирал материал для экзаменов и дипломной работы. Когда надоедало читать, я выходил прогуляться по коридору факультета, а то спускался по лестнице в подвал покурить и выпить чаю. В подвале около раздевалки стоял стол для игры в пинг-понг, и там всегда кто-нибудь играл. Однажды, проходя мимо, я увидел молодую студенточку, которая играла с неподдельным азартом, ловко отбивая мяч, то и дело отбрасывая левой рукой падающие на глаза темные волосы. Девушка была невысокая, тонкая, изящная. В ее фигуре, в движениях, в привычке отбрасывать в сторону падающие пряди волос было столько изящества, что я просто не мог оторвать от нее глаз. Выкурив сигарету, я вошел в буфет, заказал чай и принялся отгадывать характер по подписи у собравшихся здесь студентов и студенток. Тогда у меня была своя «теория» — что в подписи человека отражены черты его характера, и я любил ради шутки рассказывать всем, кто этого желал, об их наклонностях и способностях.

Вошла в буфет и моя незнакомка, на которую я, может быть, слишком откровенно глядел, не скрывая восхищения. Когда она тоже села за стол, я спросил:

— Может быть, и вы покажете свою подпись? Хочу узнать, какой у вас характер.

Немного удивившись, девушка посмотрела на меня своими зелеными глазами, подписалась в чьем-то блокноте и, пододвинув его ко мне, сказала:

— Пожалуйста.

Я посмотрел на четкую, ровную подпись и сказал:

— Подпись хорошая. Вы откровенны, искренни, у вас большой вкус…

— Это очень интересно, — сказала девушка. — Откуда вы это взяли?

— У меня есть своя теория. Одно то, что вы не ставите точки после подписи, как делает большинство женщин, показывает, что вы не мелочны. А вот ровные, не скомканные буквы….

Без особых церемоний, как принято среди студентов, мы познакомились и вместе вышли на улицу. Я рассказывал, что собираюсь кончать университет, она сказала, что недавно только поступила, и мне было хорошо, когда я видел обращенное к себе лицо с небольшой родинкой. Когда я пригласил ее к Конрадасу выпить кофе, она сказала, что никогда не бывала в этом кафе, но зайти не отказалась. Только мы сели за столик, появились Юозас Микенас,[84] Мечис Булака и еще несколько художников. Девушка стеснялась их, но я представил их как моих друзей, и мы разговаривали о том, что приходило в голову, — об университете, скульптуре, публике в кафе и погоде. Погода была хорошая, весна была в разгаре, и мои друзья уже говорили о предстоящем отпуске, о каких-то небольших поездках, а я думал о том, что скоро придется уехать домой и целое лето корпеть над дипломной работой, которую я должен кончить до осени.

Мы вышли из кафе, и невероятно хорошо было идти вместе с этой удивительной девушкой в сторону собора. На углу я помог ей сесть в автобус. Она еще раз улыбнулась, повернулась ко мне, а я остался один и почувствовал, что мне кого-то не хватает.

На следующий день я снова увидел эту девушку перед столом для пинг-понга. Она заметила меня, кивнула как хорошему приятелю, улыбнулась, и мы снова встретились в буфете, потом гуляли по городу, кто-то фотографировал нас перед пушками Военного музея и у здания университета. Теперь девушка была в красном платье, которое делало ее еще изящней, и такой красивой казалась мне крохотная родинка на щеке. Похоже было, что не только я, но и она обрадовалась встрече. Говорила она по-дружески и просто, совсем не кривлялась. Я удивился, узнав, что она читала даже наш журнал.

— Папа хотел спрятать «Третий фронт» и запер в ящике. Но мы расковыряли замок, понесли журнал наверх и прочитали, спрятавшись с сестрой. Очень было интересно…

— У вас есть сестра?

— Да.

— А она где учится?

— В Художественном училище… Вы бы видели, как она рисует!..

Мы начали встречаться каждый день и разговаривали, казалось бы, о будничных вещах, которые почему-то наполнялись смыслом и интересом. Довольно быстро мы перешли с официального «вы» на дружеское «ты». Я никогда раньше не встречал такой искренней и простой девушки.

Начались каникулы. Я приехал домой, обложился книгами и каждый день, сидя в саду за столиком, гуляя по полям, помогая Юозасу в работах, думал о своей дипломной. Потом я начал ее писать и писал каждый день. В полуденную жару вместе с братьями уходил к озеру, плавал, грелся на солнце, а когда спадала жара, снова садился за стол, медленно, но упорно двигаясь вперед.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное