Она высвободила руку. Вид ее груди над глубокой линией выреза лишил его самообладания.
— Лиззи, пожалуйста, прекрати манипулировать софизмами. Ты должна понимать: правительство ведет с обществом решительную войну.
Он закрыл рот и глаза, чтобы не сболтнуть лишнего.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Что все это чересчур серьезно, Лиззи. — Он посмотрел ей прямо в глаза, чтобы она восприняла его слова серьезно. — Ваше общество могут обвинить в государственной измене.
— Не смеши людей. — Но ее голос слегка дрогнул. — Какая это измена? Простое реформирование, которого тори так боятся. Ради того, чтобы сделать правительство более отзывчивым. Не избавиться от него, не сбросить.
— Кое-кто видит все иначе.
— Кто? Большинство людей, у которых есть разум, видят все в другом свете. Мир уже изменился, Джейми, и нам нужно идти с ним в ногу. Двадцать лет назад никто не мог представить, что «Права человека» Томаса Тейна могут быть опубликованы, не говоря уж о том, что их будут читать думающие люди. Но с тех пор прошло две революции. Две! Старый порядок мироустройства изменился и будет продолжать меняться. Раз люди начали думать, видеть и чувствовать иначе, ты не можешь заставить их вернуться к прошлому. Не получится. Неужели ты этого не понимаешь?
Он многое видел. Видел свою красивую Лиззи, пойманную в сети недовольства правительством. Ее глаза сверкали огнем и страстью. Сети, которые он собирался сбросить.
— Пожалуйста, Лиззи. — Он говорил нарочно тихо, спокойно. И твердо. — Пожалуйста, обещай, что останешься в стороне от пламенных дел и пылких слов, пока я буду в отлучке.
— Боже, нет. Зачем мне это делать?
Она отвернулась, собираясь уйти, как обычно, но он удержал её за тонкую кисть.
— Лиззи, это важно. Обещай мне. Если что-то случится… я не смогу о тебе позаботиться.
— Мне не нужно, чтобы обо мне заботились. Я уже говорила тебе, что не беспомощна.
— Я знаю. Я это вижу. Но все очень серьезно. — Он взял ее за подбородок, чтобы заставить посмотреть ему в глаза. — Я прошу тебя об этом не потому, что хочу тобой командовать, но потому, что волнуюсь за тебя. Ты должна это понимать.
— Джейми, ты делаешь мне больно.
Нетерпение передалось его пальцам, вонзившимся в нежную кожу ее подбородка. И тут он впервые увидел это на ее лице. Страх. Ему стало противно, что он вызвал его, но она не имела представления, во что ввязалась, вступив в общество.
Он тотчас убрал руки и притянул ее к своей груди, чтобы жестом показать то, что не мог выразить словами: он всего-навсего пытается ее защитить.
— Лиззи, пожалуйста. Я не приму «нет» в качестве ответа. — Ему не нравилось, что то малое время, что было им отведено, тратится на споры. — Я тебе это компенсирую. Закажу целую повозку романов. Из Лондона. Пикантные и непристойные. Тебе понравятся.
Она взглянула на него из-под ресниц, наблюдая протянутую ей ветку оливы.
— Что ж, я тоже подумывала, не расширить ли мне круг чтения чем-то более легким.
— Ну вот. — Он ощутил прилив облегчения. — Ты читала Фанни Берни?
— Нет, — пробормотала Лиззи уклончиво. — Но размышляла, не стоит ли расширить список авторов.
— Кто тебя интересует? Я пришлю его работы.
— Сент-Огастин.
— Теолог?
Единственным предупреждением ему послужила ее озорная улыбка, которой она одарила его прежде, чем ответить.
— «Преимущества вдовьей жизни». Великий мыслитель был наш Сент-Огастин.
Убедившись, что ее залп достиг цели, Лиззи увернулась от него и помчалась вверх по ступенькам.
Вот чертовка! Имелся лишь один способ справиться с ее невероятной дерзостью. И двигалась она как раз в нужном направлении. В сторону спальни с куполом.
Марлоу неторопливо последовал за ней, но окольным путем, по черной лестнице через кухню, чтобы дать ей больше времени остыть после их короткой перепалки. Как смешно: десять лет в разлуке, шесть часов в браке — и уже поссорились. Он молил Бога, чтобы это было в первый и последний раз.
Перед дверью комнаты, прежде чем войти, Марлоу задержался. Босая, в простом платье, Лиззи стояла перед окнами, представляя собой очаровательное и довольно откровенное зрелище. Судя по жесту, с каким она прислонилась к оконному переплету, корсета на ней не было. Жар и вспышка желания воспламенили его сильнее огня. Удивительно, как ей шло быть естественной. Ему сразу захотелось раздеть ее догола прямо здесь, на полу.
Но в умной головке Лиззи крутились иные мысли. Она еще не была готова простить его окончательно, поэтому и стояла в стороне, хотя взяла тарелку с едой и даже приблизилась к нему, чтобы принять из его рук стакан отличного кларета. Пусть себе сохраняет дистанцию. До поры до времени.
Она молча ела, пила вино. Потом протянула ему свою оливковую ветвь.
— Расскажи мне о флоте.
Слишком обширная тема. Марлоу откинулся назад и сделал большой глоток густого вина.
— Что тебя интересует?
— Что угодно. Развлеки меня.