В поисках Неба

что тяжек насущный хлеб, что не стал богат,

что чаша пустая – дом, холстяной очаг,

что горб ты нажил трудом да тоску в очах,

что кто-то живёт в Сочах, а тебе – Казань,

в которой зазря зачах, не успев сказать

о главном нетленном бронзовом, золотом,

оставив на утро мудрое, на потом…

слезой не излечишь смертельный диагноз – жизнь,

дурашка, слезай-ка с печи, раззудись и держи

свой неба кусочек, татарский ты мой атлант,

да выдержат плечи, да не оскудеет талант…

* * *

Провинциальное кафе «Уют-муют»,

Пяток голодных у раздатки, трое в зале

Шашлык-машлык самоотверженно жуют,

Который, скинувшись по-братски-мратски, взяли.

Скрижаль взывает – «Не сорить и не шуметь!»

И по традиции под нею – сор шумящий…

Какую ж душу-клушу надобно иметь,

Чтоб испарить из сердца-херца лёд щемящий,

Чтоб воспарить, поправ любовью жизнь без прав,

Опровергая притяжения закончик,

На журавля родное небо обокрав,

Пичугу счастья ухватить за кончик-мончик???

* * *

Я люблю возвращаться в Казань на лихом «Метеоре»,

Возвращенье по Волге приятно и сердцу, и глазу.

Но мои возвращенья – в теории, только в теории,

Потому что на трап не ступал я ни разу, ни разу…

Не люблю одиночества необоримую силу,

Не спасут ни семья, ни карманов тугое беремя.

Миллионное стадо – жующих общения силос,

Но на практике – мы одиноки всё время, всё время…

Ни страны, ни Отечества, в метрике – отчества метка,

Ничего своего, лишь удавка сыновнего долга…

И плывут на заклание Молоху люди-креветки,

И несёт корабли суррогатная матушка Волга.

По пути домой…

Дым отечества, где же ты, сладкий кальян?

Замордован наследником – чадом державным,

На гербе вместо колоса – колкий бурьян,

Ятаган перекрещен кувалдою ржавой.

И воинственно вздыблен надгробный гранит,

С каждым годом всё толще чешуйчатый панцирь…

Чёрный след тормозной чью-то тайну хранит,

Серый китель асфальта не любит трепаться…

Вот приеду в Казань, все колёса спущу

И наполню их воздухом Родины!

Я люблю этот хитрый татарский прищур

И «жигуль» неразменный – уродину…

* * *

Загляну в глаза Казани на заре,

в них

и Рим,

и Тадж Махал,

и Назарет,

Междуречье,

стоязыкий Вавилон,

а над ними

Гжели русской небосклон.

Поутру в глаза Казани загляну,

я у этих глаз в пожизненном плену.

Весна в любимом Городе

Утомлённый жгучим снегом

Пёсик нежится на травке,

Оглушён безмолвным небом,

Птичек слушаю на лавке.

Измождён трухой консервной,

Мой желудок жаждет мяса.

Шашлычка куплю, во-первых,

С водкой!.. Нет, нельзя… Ну, с квасом.

От шипов резины зимней

Город мой – в шершавых цыпках,

На витринах магазинов –

Витражи из блёсток зыбких.

Пацаны намыли джипы,

У девчат – гвоздочки шпилек…

Эх, весна… Любовь… Пожить бы…

…Подышать взатяжку пылью…

Дорога на работу

Моя дорога на работу проходила бы вдоль забора

детского садика во времена Союза.

Но в эпоху толерантности и демократии

в здании яслей – филиал Исламского вуза.

Вчера встретил меня родимый дворик давно забытым

визгом бензопилы под названием «Дружба».

А денёк-то – погожий, солнечный и совсем не похоже

на конец октября, душа так и рвётся наружу.

Пила, наверное, трудилась без устали,

аки богатырь былинный.

И к моему возвращению на земле остывало три трупа —

два берёзовых и один тополиный.

Не вынимая чинарика изо рта,

осклабив редкие жёлтые зубы от напряжения,

прокруст продолжал своё поперечное дело, а я

осторожно понёс домой за грудиной внезапное жжение.

Сегодня утром на месте парка – отпиленные руки,

раздавленные пальцы, разбросанные тюбетейки-гнёзда…

Спросил я себя – скажи, неглупый мой, кто, ну кто мы под этим бескорыстным солнцем,

под этими манкими звёздами?

Неужели мы лишь бездушные пожиратели всяческого мяса, бездумные прожигатели жизни да безумные

нефтяные вампиры,

беззастенчиво ставящие на месте укуса вышку-катетер

в любой точке терпеливого мира?..

Воистину велик человек на Земле этой маленькой

и тесной – реки пустить вспять, горы свернуть,

море выпить – пустяк сущий…

Интересно мне, сколько ещё будут терпеть

наше величие Небо и Сын его Всемогущий?

* * *

Родина – это не там,

Где и без нас хорошо,

Где по заморским кустам

Тёпленький дождик прошёл,

Где на роскошных цветах

Жирной пыльцы порошок…

Родина – здесь, за окном —

Кислой смородины куст,

Ветки сиреневой хруст,

Нивы ржаной полотно

И незатейливый сон

Под звёздами тихих ночей,

Где воду на жизни моей колесо

Льёт безымянный ручей…

* * *

Город кутался в дождь,

Проплывали флотилии сумок…

Тело куталось в дрожь,

Мерно капал за шиворот сумрак…

Ты вонзила: «Уйди!» —

Самым острым кинжалом на свете.

Альвеолы в груди,

Словно пену, раздёргивал ветер…

Расставания желчь

Растеклась никотином по лужам…

Нет, не стоило жечь

Эти угли!

…Кому это нужно?!

Это пламя – во льду

Разгоревшись – любовью не стало…

Я же знал… что найду

Только боль… только холодность стали!

…И опять я бреду

Под дождём в миллионной пустыне…

Ты пришла на беду…

Ты уйдёшь… и мне жизнь опостылит…

* * *

непослушные пряди волос

намекали: вот бог – вот порог.

обмануться хотел –

удалось,

обогреться хотелось –

продрог.

паутинкою мятной слюны

затянулись морские узлы,

полнолунием накалены,

прогорали слова до золы.

не взошло из золы ни одно,

да и ты мне не снишься,

и пусть…

впереди беспробудное дно,