Эти сведения хоть в какой-то степени сглаживали то ужасное разочарование, которое путешественник испытал при виде Томбукту. Ведь город ни в чем не соответствовал тому образу, который создал Рене в своем воображении. Он оказался гораздо меньшим, чем предполагали в Европе. Не было ни высоких городских стен с башнями, ни роскошных дворцов и мечетей, — только постройки из сырцового кирпича, такого же безрадостного серо-желтого цвета, как и песок, на котором стоит этот город. Почти никакой растительности, всего одна огромная сейба на базарной площади. Беспорядочная сеть кривых нешироких улиц — ничего похожего на те громадные города Востока, о которых столько читал в свое время ученик булочника и шорника Рене Кайе. Оставалось утешаться тем, что тремя веками раньше Томбукту был и намного многолюднее, и гораздо богаче.
И в самом деле, город переживал свой расцвет в конце XV и в XVI веке, когда государи могущественной державы Сонгай, созданной народом, носящим то же имя, сделали из него важнейший культурный центр своих владений. Ученые Томбукту пользовались высокой репутацией во всей Северной Африке, а купцы этого города были самыми богатыми в Западном Судане. Нов 1591 году в Судане появилось войско марокканского султана, совершившее блестящий переход через пустыню. Марокканцы имели огнестрельное оружие, и великая сонгайская империя развалилась под натиском немногочисленного, но лучше вооруженного противника. Томбукту превратился в столицу марокканского наместника; потом наместники сделались фактически независимыми, но прежний блеск города так никогда и не восстановился. Он вырос на торговле, а торговля в XVlI веке сместилась на западное побережье Африки, где в поисках золота и рабов расталкивали друг друга локтями купцы почти всех стран Западной Европы. Число караванов, пересекавших Сахару, уменьшилось в несколько раз, и великий торговый город захирел.
Кайе не знал, что внешний вид Томбукту даже в годы расцвета не соответствовал тому, что писалось о нем в Европе. Только через двадцать пять лет после путешествия Кайе Генрих Барт первым из европейцев познакомился с хрониками, которые писали ученые Томбукту на арабском языке в XVI и XVII веках. В одной из этих хроник сообщалось, как марокканские солдаты, захватившие главные города сонгайского государства, удивлялись убогому, по их представлениям, облику царских дворцов и мечетей. «Последний погонщик ослов и Марракеше, — говорили они, — имеет лучшее жилище, чем царь Судана». Солдаты султана Мулай Ахмеда ал-Мансура были люди простые и не очень представляли себе, что в Западном Судане почти нет ни строительного камня, ни строительного леса, — а значит, неоткуда было взяться и традиции такого строительства, к какому они привыкли у себя дома.
Но если бы даже Кайе это знал, он, вероятно, гордился бы не меньше. Все-таки он дошел до легендарного города, и у него еще оставались шансы возвратиться и Европу. В нескольких десятках шагов от дома Сиди Абдаллаха, где жил путешественник, стоял другой дом — в нем двумя годами раньше жил «раис», то есть начальник. Этим арабским словом собеседники Кайе называли его соперника и предшественника — майора Лэнга. Майор хорошо запомнился им своим гордым и независимым поведением, а также невиданной еще в этих местах одеждой (он неизменно ходил в парадном мундире, показывая этим свой ранг посла его величества). Сиди Абдаллах и его друзья много и охотно рассказывали о пребывании Лэнга в Томбукту, и Кайе почел своим долгом воздать уважение мужеству и достоинству, с которым держал себя шотландец в совсем уже безнадежной обстановке. Но сравнение результатов путешествий своего предшественника и собственного — в особенности, если принять во внимание затраченные средства — позволяло ему гордиться своим успехом.
Однако успех успехом, а надо было уже подумывать о возвращении в Европу. Путешественник понимал, что бесконечно долго пользоваться гостеприимством Сиди Абдаллаха Шебира нельзя, а товаров на оплату обратной дороги почти не осталось. К моменту выхода из Томбукту Кайе располагал имуществом на двадцать пять пиастров — меньше, чем на двести франков. Поэтому следовало выбрать наиболее короткий и удобный маршрут домой. С самого начала пришлось отвергнуть идею возвращения на атлантическое побережье, хотя такой маршрут избавлял от перехода через Сахару, трудного и опасного в любое время года, но особенно тяжелого в сухой сезон, который как раз начинался. Кайе не без основания боялся, что на сотни километров по обе стороны от торгового пути в Томбукту уже распространилась история об «египтянине Абдаллахе». И ему было бы очень трудно объяснить, почему это вдруг он отказался от свидания с горячо любимой семьей и желает вернуться на побережье, к христианам, причинившим ему столько страданий. Конечно, можно было попробовать пройти севернее тех областей, через которые он сюда двигался, но и в этом случае риск оставался непомерно большим.