В поисках Одри

И он оказывается в дверях раньше, чем я успеваю убежать. Те же каштановые волосы, та же непринужденная улыбка. Чувства у меня какие-то совершенно нереальные. Я слышу лишь голос собственного разума: «Не убегай, не убегай, не убегай».

– Привет, – говорит он.

– Привет, – удается выдавить мне.

Смотреть на него или даже в его сторону совершенно невозможно, так что я отворачиваюсь. Совсем. И таращусь в угол.

– Ты как, в порядке? – Линус на несколько шагов продвигается в комнату и останавливается.

– В порядке.

– А на вид не скажешь, – осмеливается прокомментировать он.

– Ну. Да.

Я пытаюсь придумать какое-нибудь объяснение, не включающее слов «ненормальная» или «чокнутая».

– Иногда мое тело вырабатывает слишком много адреналина, – наконец говорю я. – Такая у меня особенность. Дыхание учащается и все дела.

– А, ясно. – Мне кажется, что Линус кивает, хотя, ясное дело, посмотреть на него и проверить я не могу.

Для меня просто сидеть с ним в одной комнате, не убегая, все равно что родео. Приходится прикладывать невероятно много усилий. Руки сами завязываются в узлы. Мне до боли хочется схватиться за собственную майку и изодрать ее в клочки, загвоздка лишь в том, что я поклялась доктору Саре, что перестану рвать одежду. Так что не буду. Даже с учетом того, что мне от этого стало бы намного лучше, даже несмотря на то что пальцам до смерти хочется найти какое-нибудь безопасное занятие.

– Жаль, нам этого на биологии не объясняют, – говорит Линус. – Это куда интереснее, чем жизненный цикл какой-нибудь амебы. Можно присесть? – неловко добавляет он.

– Разумеется.

Он устраивается на краешке дивана, а я, будучи не в силах совладать с собой, начинаю отодвигаться.

– Это из-за того, что… случилось?

– Отчасти. – Я киваю. – Значит, ты в курсе.

– Ну, просто слышал. Все об этом говорили, ясное дело.

Меня охватывает мерзкое чувство. Сколько раз доктор Сара повторяла мне: «Одри, никто тебя не обсуждает». Так вот, оказывается, она не права.

– Фрея Хилл теперь учится в той же школе, что и моя кузина, – продолжает он. – А что с Иззи Лоутон и Ташей Коллинз, я не знаю.

От этих имен меня передергивает.

– Я совершенно не хочу об этом разговаривать.

– А. Ясно. Это вполне объяснимо. – Немного поколебавшись, Линус добавляет: – Так, значит, ты темные очки почти не снимаешь.

– Да.

Возникает пауза, и мне кажется, он ждет, что я ее заполню.

Да вообще-то почему бы и не сказать? Если не я, то, наверное, Фрэнк это сделает.

– Мне трудно смотреть людям в глаза, – признаюсь я. – Даже родным. Слишком… не знаю. Как-то чересчур.

– О’кей. – Он какое-то время думает. – А как-нибудь еще общаться можешь? По мылу?

– Нет. – Я морщусь словно от боли и сглатываю. – Сейчас нет.

– Но записки-то пишешь.

– Да. Записки пишу.

На какое-то время повисает тишина, а потом на диване рядом со мной появляется бумажка. На ней всего одно слово:

«Привет».

Улыбнувшись, я беру ручку.

«Привет»,

Тоже пишу я и толкаю листок обратно. Через миг он снова рядом со мной, и мы так ведем беседу, на бумаге.

«Так проще, чем разговаривать?»

«Немного».

«Прости, что спросил про очки. Наступил на больную мозоль».

«Ничего».

«Но я помню твои глаза, видел их раньше».

«Раньше?»

«Я однажды заходил к Фрэнку. И заметил. Они голубые, да?»

Поверить не могу, что он обратил внимание, какого цвета у меня глаза. Я сама даже не помню, что мы виделись.

«Да. Хорошая память».

«Мне жаль, что тебе пришлось с этим всем столкнуться».

«Мне тоже».

«Но это не навсегда. Отсидишься в темноте, сколько нужно, а потом выйдешь».

Я смотрю на написанные им слова, несколько офигев. Он как будто знает, о чем говорит.

«Думаешь?»

«Моя тетя растит суперкрутой ревень в темном сарае. Всю зиму его держат в темноте и тепле и собирают при свечах – так он самый вкусный. Кстати, стоит целое состояние».

«Это что, выходит, я ревень?»

«Почему бы и нет? Ему нужно какое-то время побыть в темноте, может, и тебе тоже».

«Я РЕВЕНЬ?!»

Следует долгая пауза. Затем листок появляется прямо у меня под носом. Линус нарисовал стебель ревеня в темных очках. Я фыркаю от смеха, не сдержавшись.

– Ну, я пойду. – Он поднимается.

– Ладно. Рада была… это. Поболтать.

– И я. Ну, пока. Увидимся.

Я поднимаю руку, решительно не поворачивая к нему лицо, но отчаянно мечтая о том, чтобы я могла это сделать, я даже приказываю себе повернуться – но не поворачиваюсь.