Читаем В поисках Одри полностью

Она за все это время на меня ни разу не взглянула. И родители не заставляли. Я бы на их месте сделала это в первую очередь. Заставила бы посмотреть на меня. Увидеть.

– Иззи пришлось нелегко, – продолжает мистер Лоутон свою очевидно заготовленную речь. – Как вам известно, она теперь на домашнем обучении, плюс довольно строгий курс терапии.

«Ух», – думаю я.

– Но продвинуться вперед она не может. – Он сжимает руку Иззи, и она смотрит на него с мольбой. – Да, дорогая? У нее, к сожалению, клиническая депрессия.

Он бросает это, словно козырную карту. Мы что, должны зааплодировать? Сказать, что нам жутко жаль, ого, депрессия – это же, наверное, так ужасно?

– И? – язвительно спрашивает Фрэнк. – У Одри тоже. – Тут он напрямую обращается к Иззи. – Я знаю, что ты делала с моей сестрой. У меня бы на твоем месте тоже началась депрессия.

Лоутоны-старшие резко вдыхают, отец кладет руку на лоб.

– Я надеялся на более конструктивную встречу, – говорит он. – Может, оскорбления оставим при себе?

– Это не оскорбление! – возражает Фрэнк. – Это факт! К тому же я думал, что Иззи собиралась просить прощения. Где оно? – Он тычет ей в руку, и она, ахнув, отдергивает ее.

– Иззи работала с командой, – продолжает мистер Лоутон. – Она кое-что написала и хочет прочесть это Одри. – Он похлопывает дочь по плечу. – Она сочинила это в поэтическом кружке.

Она написала стихи? Стихи?

Фрэнк фыркает, Лоутоны-старшие с неудовольствием смотрят на него.

– Для Иззи это будет непросто, – холодно говорит миссис Лоутон. – Иззи очень хрупкая.

– Как и все мы, – добавляет мистер Лоутон, кивает в мою сторону и корчит рожу жене.

– Да, разумеется, – отвечает она, хотя по голосу ясно, что она не совсем согласна. – Поэтому мы просим выслушать стихотворение молча, без комментариев. А потом сможем перейти к следующей части, то есть к обсуждению.

Иззи в тишине разворачивает несколько листов формата А4. Она до сих пор на меня как следует не смотрела. До сих пор.

– Иззи, мы в тебя верим, – шепчет мать. – Смелее. – Отец похлопывает ее по плечу, а Фрэнк изображает, будто его рвет.

– Когда наступила тьма, – дрожащим голосом начинает Иззи – Изабель Лоутон, – меня охватила она, темнота. И я повторяла что-то зря. Я делала что-то зря. И теперь, оглядываясь назад, я вижу, как это было пошло…

Если они платили за этот поэтический курс, то их поимели.

Слушая слова, я жду какой-нибудь сильной реакции изнутри. Что во мне что-то поднимется – ненависть, желание на нее наброситься или типа того. Я жду серьезного момента, жду конфронтации. Но он не приходит. Никаких позывов нет. Я их не чувствую.

С той самой минуты, как я вошла в дверь, все идет не так, как я ожидала. Я не тот боец, которым себя вообразила. Я пуста, уязвима и какая-то маленькая. Я ни в какой борьбе не побеждаю, я сижу, молча вцепившись в стол, не в силах вымолвить ни слова, лишь в голове вертятся быстрые беспокойные мысли.

Но и это не все – ведь никакой борьбы и быть не может. Я Лоутонов не интересую. Я могу говорить что угодно – но они и слушать не будут. Они разыгрывают свою пьеску, по сюжету которой Иззи извиняется, она героиня, а я – сквозной персонаж. А я позволяю им это делать. Почему?

Глядя на склоненную головку Иззи, я вдруг испытываю приступ отвращения. Она же на меня и не посмотрит? Она не в силах. Я ведь могу лопнуть этот пузырь.

То есть, наверное, для нее это единственный выход. Съехать обратно в детство, ходить с хвостиками, учиться на дому, переложить всю ответственность на родителей, которые будут говорить ей, что все нормально, ты не терроризировала другую девочку, сладкая моя. Во всем виноваты плохие люди, которые тебя не понимали. Но если сочинишь стишок, все наладится.

В голове вдруг раздается голос Линуса: «Зачем на нее вообще время тратить?»

Зачем? Почему я трачу на это время? Что я здесь делаю?

– …отовсюду – дурные влияния, но в них нет любви, только страдания

Иззи все еще бубнит, ее стих превратился в окончательно плохой рэп. У нее там еще один лист А4. Однозначно пора валить.

Я сжимаю братову руку и показываю на дверь. Он поднимает брови, я уверенно киваю. Даже какой-то едва слышный нечленораздельный звук издаю.

– Нам пора, – обрывает Фрэнк Иззи. – Спасибо за воду.

– Идти?

Лоутоны сидят как подкошенные.

– Но Иззи еще не дочитала.

– Мы ничего не обсудили.

– Встреча только началась!

– Ага, – радостно заключает Фрэнк, и мы поднимаемся. – Все хорошо, Оди?

– Вы не можете уйти, пока Иззи не дочитает стихотворение! – Миссис Лоутон здорово разозлилась. – Извините, но кто так себя ведет?

Тут я наконец обретаю голос.

– Вы поведение хотите обсудить? – Я как будто бы сказала заклинание. Все смолкли. Их точно парализовало.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Армия жизни
Армия жизни

«Армия жизни» — сборник текстов журналиста и общественного деятеля Юрия Щекочихина. Основные темы книги — проблемы подростков в восьмидесятые годы, непонимание между старшим и младшим поколениями, переломные события последнего десятилетия Советского Союза и их влияние на молодежь. 20 лет назад эти тексты были разбором текущих проблем, однако сегодня мы читаем их как памятник эпохи, показывающий истоки социальной драмы, которая приняла катастрофический размах в девяностые и результаты которой мы наблюдаем по сей день.Кроме статей в книгу вошли три пьесы, написанные автором в 80-е годы и также посвященные проблемам молодежи — «Между небом и землей», «Продам старинную мебель», «Ловушка 46 рост 2». Первые две пьесы малоизвестны, почти не ставились на сценах и никогда не издавались. «Ловушка…» же долго с успехом шла в РАМТе, а в 1988 году по пьесе был снят ставший впоследствии культовым фильм «Меня зовут Арлекино».

Юрий Петрович Щекочихин

Современная русская и зарубежная проза
Адам и Эвелин
Адам и Эвелин

В романе, проникнутом вечными символами и аллюзиями, один из виднейших писателей современной Германии рассказывает историю падения Берлинской стены, как историю… грехопадения.Портной Адам, застигнутый женой врасплох со своей заказчицей, вынужденно следует за обманутой супругой на Запад и отважно пересекает еще не поднятый «железный занавес». Однако за границей свободолюбивый Адам не приживается — там ему все кажется ненастоящим, иллюзорным, ярмарочно-шутовским…В проникнутом вечными символами романе один из виднейших писателей современной Германии рассказывает историю падения Берлинской стены как историю… грехопадения.Эта изысканно написанная история читается легко и быстро, несмотря на то что в ней множество тем и мотивов. «Адам и Эвелин» можно назвать безукоризненным романом.«Зюддойче цайтунг»

Инго Шульце

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза