В поисках Одри

– Помнишь то Рождество, когда они заболели? – говорит мама. – Когда ему было около трех, а ей – около двух? Помнишь? Рождественские носки были в какашках, да и все остальное тоже, и мы тогда говорили: «Ну, потом будет попроще».

– Помню.

– Мы отмывали все вокруг и утешали друг друга: «Вырастут, станет полегче». Помнишь?

– Да. – Папа с любовью смотрит на нее.

– Я бы предпочла снова какашки. – Она начинает смеяться, несколько истерично. – Чего бы я сейчас ни дала за те какашки.

– Да я просто мечтаю о какашках, – строго говорит папа, и мама смеется еще сильнее, а через некоторое время уже вытирает слезы с глаз.

А я тихонько отхожу. Шоколада выпью потом.

Теперь единственный недостающий в этом пазле элемент – Линус. Зато он очень большой.

Фрэнк только что показал мне запись, где мама на него наезжает, я смотрела и глазам не верила. Во-первых, в то, что мама его в чем-то обвиняла. Во-вторых, в то, что мои сообщения «только что дошли». В-третьих, в то, что он ко мне заходил.

Значит, Линус не решил меня бросить. И не ненавидит. И я не все испортила. Я почти во всем ошиблась. Пересматривая второй раз, я чувствовала себя совсем дурочкой, и уверена, что маме – еще хуже.

– Это не мой голос, – в ужасе твердила она, – я такого не говорила. Неужели говорила?

– Это точно твой голос, – ответил Фрэнк. – Хотя нет, вообще-то он у тебя еще хуже. Это камера просто тебе польстила.

Но Фрэнк преувеличивал. На самом деле у мамы не такой уж пронзительный голос.

– Мне надо извиниться перед Линусом, – со вздохом говорит она.

– И мне, – поспешно добавляю я.

– И мне, – мрачно говорит Фрэнк.

– Что? – Мы с мамой резко поворачиваемся к нему.

– Мы с ним поругались. Из-за «Завоевателей». Он говорил о соревнованиях, и я… наверное, я ему завидую.

Фрэнк похож на школьника-переростка. Руки у него в чернилах, вид несчастный, он сидит, уставившись себе в коленки. Он еще ничего не знает о ноутбуке, и я с удовольствием шепнула бы ему об этом, чтобы его поддержать, но мне надо бы прекратить выкидывать фокусы у родителей за спиной. На некоторое время.

– Ладно, – мама снова оживляется, – всем нам надо извиниться перед Линусом.

– Мам, это, конечно, хорошая мысль, – уныло говорю я, – но слишком поздно. Родители Линуса решили переехать. Он сейчас в аэропорту. Мы свой шанс упустили.

– Что? – Маму словно ошпарили.

– Мы успеем. – Папа поспешно смотрит на часы. – Какой аэропорт? Энн, на твоей машине.

– Какой рейс? – спрашивает мама. – Одри, какой рейс?

Что они у меня за люди? По-моему, они пересмотрели фильмов Ричарда Кертиса[14], и у них мозги размякли.

– Да ни в каком он не аэропорту! – возмущаюсь я. – Я пошутила. Если бы они решили переехать, думаете, вы бы не узнали об этом раньше?

– А… – Мама стихает, сильно смутившись. – Ладно. Я просто на секунду поверила. Что будем делать?

– Пригласим его в «Старбакс», – отвечаю я, немного подумав. – Это должен быть «Старбакс». Фрэнк, напиши ему.

Выходит вообще-то довольно смешно. Линус приходит в «Старбакс», мы все, вся семья, сидим за одним большим столом и ждем его. Он очень забеспокоился, и мне на миг показалось, что он убежит, но, знаете ли, Линус не из тех, кто убегает. Секунд через пять он делает решительный шаг вперед, глядя на нас на всех по очереди, особенно на маму. А в последнюю очередь – на меня.

До него доходит секунд через тридцать.

– Очки!

– Да. – Я не сдерживаю улыбку.

– Когда…

– Не знаю. Они соскочили… и вот.

– Линус, – встревает мама, – мы хотим перед тобой извиниться. Фрэнк?

– Извини, что психанул, дружище, – говорит брат, покраснев.

– Ой. – Линус как будто смутился. – Гм… все нормально.

Они касаются друг друга кулаками, а потом Фрэнк поворачивается к маме.

– Теперь твоя очередь.

– Хорошо. – Мама откашливается. – Линус, я волновалась и боялась, извини, что сорвалась на тебя. Я просто все неправильно поняла. Я прекрасно знаю, насколько ты добр с Одри, и мне остается лишь попросить прощения.

– Ага. – Линус смущается еще больше. – Слушайте, это не обязательно, – говорит он, оглядывая всех нас. – Я понимаю, что у вас было нелегкое время.

– Но нам так хочется. – У мамы внезапно дрожит голос. – Линус, мы все тебя очень любим. Мне не следовало на тебя кричать. Но время действительно было трудное, и мне очень жаль.

– Извини! – выкрикивает Феликс, который все это время ел песочное печенье. – Надо извиниться перед Линусом. – Братишка счастливо улыбается. – Извини, Линус.

– Феликс, тебе не за что, – отвечает тот.

Феликс смотрит на Линуса, склонив набок свою голову-одуванчик, словно пытаясь понять, что мы все тут делаем.

– Мама отрезала тебе волосы? – говорит он, словно все понял. – Ты плакал? Бен плакал – от счастья.

– Нет, Феликс, мои волосы никто не трогал, – изумленно говорит Линус.

– Бен плакал от счастья, – повторяет Феликс.

– Ну, я сказала, – возвращается к прежней теме мама. – Крис, теперь твоя очередь? – Она смотрит на папу, тот несколько удивлен. Может, он не понял, что бы будем извиняться все по кругу.