В поисках окончательного мужчины (сборник)

Связь с Ольгой была в его жизни фактом не просто странным, а, скажем, экзотическим. Его приятелю на тридцатилетие какой-то идиот подарил петуха, красивую когтистую птицу, которая не могла оценить ни собственного предназначения, ни грубого юмора людей, а потом – оказалось! – не могла вообще оценить человеческого отношения к себе. Птица гадила, больно клевалась, рвала когтями окружающую действительность, побуждая всех к здоровой мысли сделать из нее бульон, но какой же уважающий себя интеллигент с Чеховым на полке пойдет на это? Пришлось ехать на электричке, спрыгивать на деревенском просторе, а потом в ногах валяться у удивленных людей, чтоб взяли петуха Христа ради. Но народ такого дара почему-то принять не хотел. Взял петуха какой-то мужик, подозрительно одиноко существовавший на улице и как бы не тяготеющий ни к одному из домов. В придачу к петуху он попросил всего ничего – святой человек! – деньги на пол-литру, что и были ему положены в карман после того, как петух был всучен в руки.

– Он у меня еще помастачит, – приговаривал мужик, – он того… дело молодое… еще встрепенется…

Конечно, сравнивать Ольгу и петуха не просто неловко, а даже как-то оскорбительно для женщины, тем более что Вик Вик о петухе не думал, в его нынешнем состоянии петух как таковой – последнее, что могло бы прийти ему в голову. Просто волею судеб я знаю эту историю с петухом, поскольку была на дне дарения и там познакомилась с Вик Виком и Лерой. Говорят, через семь своих знакомых можно выйти хоть на Тэтчер, хоть на папу римского. А теперь – через Интернет, я допускаю, можно выйти и раньше. Но я знала Вик Вика, вернее, я больше знала Леру. Если вспомнить мою соседку Оксану Срачица, то можно подумать, не натягиваю ли я искусственно нити. Не натягиваю. Я широко и просторно живу в своих человеческих связях и всего больше ценю связи простые, случайные, неделовые. На их уровне вязь людских переплетений видна лучше. Мы перезванивались с Лерой, которая об Ольге понятия не имела, и пару раз я дарила Лере духи «Цан-цан» из Ольгиного базара.

– Они тебе нравятся? – удивлялась Ольга.

– Моей знакомой нравятся, – отвечала я, а Ольга делала лицо фигой. «Цан-цан» котировку имел низкую.

Но надо вернуться в трамвай. Вик Вик чувствовал присутствие Ольги где-то в конце «червяка», а глазами видел сбитый набок серенький Лерин платочек. Изнутри толчками подымалась ненависть, гнев на жизнь, судьбу, что раскорячилась над ними. Благодаря Ольге (или не благодаря? Это спорный вопрос) он знал о другом уровне достатка, о другой женской одежде и другой еде. Поликлиника, «скорая», что за ее стеной, приятели из «ящиков», НИИ, соседи-учителя жили все одинаково. Прикреплялись к каким-то магазинам, помнили как «Отче наш» часы отоваривания, по цепочке передавали друг другу неожиданно возникающие дефицитные вещи, кроссовки там или сапоги на манке. С Ольгой он будто съездил в Болгарию на Золотые пески. Но что делать? Разовые картинки счастья не подходили ему по определению. Где-то оставалась Лера, и он не просто помнил об этом, он ощущал ее отсутствие как временную ампутацию ноги там или руки. Сейчас, в трамвае, в присутствии двух случившихся в его жизни женщин Вик Вик думал, что надо бежать из этой страны. Он ненавидит ее, ненавидит за все. За этот оскорбляющий платочек жены, которой так шли шляпки, но к старенькому деми в очередь за яичками разве наденешь что-нибудь, кроме платочка? Они сейчас в связи со смертью сына и болезнью Леры в долгах по маковку, а впереди жизнь, которая может оказаться длинной, как этот трамвай, в котором он едет, и такой же уныло безлюдной…

В Америке у Вик Вика жил брат, тоже врач. Брат уехал туда «на лучшем способе передвижения тех лет – жене-еврейке», через два года доказал свою квалификацию, через три – купил дом… Никакой не Нуриев там или Барышников. Обыкновенный честный отоларинголог хорошей выучки.

Он звал Вик Вика, но Лера была русской, и, что называется, никаких оснований для их отъезда не существовало.

«Уехать! Уехать!» – кричало все в нем, и, видимо, силу энергетики его мысленного побега учувствовала и приняла на себя Ольга, отчего и спрыгнула на следующей остановке и уже пешком добиралась до работы.