В поисках острых ощущений

В ресторане, где в эти часы было совершенно безлюдно, Журбенко поначалу с трудом справлялся с раздражением. Бесило все: и нелепое, заведомо излишнее количество водки и всего остального, чего хватило бы с лихвой на целую компанию, и то, как с барской удалью делал заказ Петр Грицай, панибратски обращаясь к официантке, и то, что Петя категорически настоял, что платить будет только он сам, и его хохляцкий акцент, и даже какой-то интимный полумрак в заведении, но более всего Журбенко злился на самого себя, из-за того, что так малодушно позволил затащить себя сюда, «на рюмку чая, отметить встречу друзей». Позднее, однако, алкоголь и воспоминания о школьных годах сделали свое дело. Возникло некое умилительное ощущение удовлетворенности; настороженность, вполне объяснимая, по отношению к Петру, развалившемуся напротив с раскрасневшимся от водки круглым лицом, куда-то исчезла. С кое-кем из их общих школьных друзей Грицай, оказывается, поддерживал связь, и мог рассказать про них немало забавного. Незаметно переключились на политику.

Хотите сокрушить Россию, расчленить ее на княжества, сурово вопрошал Журбенко. Та не, может кто на Западе и хочет, но в Украине трезвомыслящие политики. Конечно, насмотревшись московского телевидения, в это не верится, но то факт. Надо же отделять пропаганду от реальной политики, учил Грицай. Украина хочет стать частью Европы, как та Польша, а лучше – как Испания. Для того ж требуются деньги, много денег. А кто даст? Только Запад, США. Но Западу нужна Украина только для противопоставления России. А теперь скажи, вот если Россия развалится, кому станет нужна Украина? Никому не нужна. Так что мы за сильную, большую Россию, и главное, чтобы она позиционировала себя как сильная, самостоятельная держава, и этим раздражала Запад.

Политика, впрочем, Журбенко не особенно интересует. Так он заявил. Пьяный – пьяный, а не стоит забывать, кто перед ним, мало ли что. С этой темы легко соскочили. Поговорили и о женах, о детях. У Пети второй сын, еще маленький, главные заботы впереди, от этого никуда не денешься, война, Донбасс – все это надолго. Журбенко поднял было руку, хотел сказать, что не надо опять про Донбасс, но тут школьный друг помрачнел и проговорил сухо так, как будто и не пил вовсе:

– Ты это, Валерий Ефимыч, знаешь, я все сказать тебе хотел, да не решался. Сын-то твой, Юрка, знаешь где?

– Знаю, – помедлив, произнес Журбенко. Он точно знал, что сын служит в армии. В элитных частях. – Ты, наверно, лучше знаешь. Но, судя по твоему вопросу, он живой?

– Так-то оно так, живой. В плену он. У донецких террористов. Вот оно как.

2

Семен Лядский умер внезапно. Что-то с сердцем. А был всего-то на два года старше Валеры. Получив скорбное известие, Журбенко немедленно бросил все свои дела в Киеве и вылетел в Питер. Тогда это было проще простого – самолеты летали без проблем, у власти Янукович, Крым украинский, ничто еще не предвещало грядущих потрясений.

Удачно все тогда сложилось. А если бы он не прилетел на похороны друга? Местечко, которое освободилось в результате трагического исхода Сени Лядского, занял бы кто-то другой, желающих хватало. С питерским предприятием их киевское издательство связывали долгие тесные отношения. (Все это вскоре лопнуло в одночасье, как если бы держалось на ниточках). Валера всегда относился к Семену как к отцу. В том не было даже доли корыстного расчета, он искренне восхищался старшим товарищем, ценил его эрудицию, знание людей, профессионализм. Должность, которую Журбенко занимал в Киеве, номинально была равнозначна его нынешнему положению, но по сути это день и ночь. Возможности, открывавшиеся в одном из крупнейших российских издательств, были на порядок выше.