В поисках правосудия: Арест активов

Мы встретились за завтраком в отеле «Ридженси» на Парк-авеню. Метрдотель, хорошо знавший Рэнди, проводил нас к его любимому столику через весь небольшой ресторанчик. Было на удивление многолюдно, хотя на часах было только 7:30 утра. Казалось, Рэнди знал здесь всех, по крайней мере, он поздоровался практически с каждым, пока мы шли к столику. Похоже, в этом ресторанчике регулярно назначали встречи люди из мира финансов, средств массовой информации и юриспруденции.

Мы уселись. Должно быть, я выглядел нетерпеливым, потому что Рэнди сразу сказал:

— Билл, спокойно. У нас всё под контролем.

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду, что мы собираемся опротестовать этот судебный запрос. Они напортачили с юрисдикцией, они напортачили с вручением, не говоря уже о том, что количество запрашиваемой информации чрезмерно. Таких запросов я еще не видел. Это нечто!

— Это радует.

— Но это только начало, Билл. По правде говоря, я ни разу не встречал такого вопиющего конфликта интересов, как в этом деле. Надо отстранить Джона Москоу.

— Но мы уже пробовали. Обращались в Комитет по рассмотрению жалоб, — пожаловался я.

Еще в начале августа мы получили от них ответ, а точнее корявую отписку в один абзац, из которой стало ясно, что они не будут ничего делать.

— Забудьте о них. Мы будем ходатайствовать о его отводе в суде, — отчеканил он.

— И в чем разница?

— На этот раз мы будем апеллировать вживую к судье, а не в переписке с какими-то клерками, которые вполглаза просматривают бумажки. Поверьте, у нас сильная аргументация.

Рэнди подал ходатайство о дисквалификации 29 сентября, и слушание было назначено на 14 октября.

В ответ Джон Москоу и «Бейкер-Хостетлер» отправили в суд свое объяснение. Там они в третий раз повторили всё то, что уже писали, начав с громкого заявления: «Браудер никогда не был клиентом „Бейкер-Хостетлер“» (прямо буквально подчеркнули эту «новую» мысль!). Их логика была в том, что поскольку компания Hermitage — а не я лично — оплачивала их счета, то адвокатская тайна на меня не распространяется.

Затем они пытались объяснить, что ни у компании Hermitage, ни у меня нет никакой финансовой заинтересованности в деле «США против „Превезона“», и неважно, кто выиграет дело, — мы всё равно не получим ни цента из конфискованных денег. Поэтому, писали они, их клиент не «противная сторона» по отношению к нам, а если так, то нет и никакого конфликта интересов. Всё это казуистика, замешанная на абсурде. С 2009 года моей миссией стало привлечение к ответственности палачей Сергея и всех, кто извлек выгоду из преступления, которое он разоблачил. Они знали это, и все знали это. Что действительно пытались сделать Джон Москоу и «Бейкер-Хостетлер» — так это подменить понятие «противная сторона процесса». И это было не только подло, но и предельно цинично.

Заканчивался их документ заявлением, которым мог бы гордиться сам Кафка: «Браудер стремится нанести ущерб деловой репутации Джона Москоу, который более 30 лет честно служил штату Нью-Йорк в качестве одного из самых видных адвокатов по борьбе с легализацией доходов от преступной деятельности». Они пытались убедить судью, что жертвой здесь был вовсе не Сергей и не я, а Джон Москоу, который теперь защищает подозреваемых в отмывании денег. Я с трудом сдерживал себя. Для судьи решение об их дисквалификации не должно быть сложным. Я ждал дня судебного заседания с нетерпением. Вскоре мы узнали, кто именно будет судьей на нашем заседании, и это удвоило мою энергию: председательствовать должен был достопочтенный Томас Гриеса. Этот судья имел репутацию жесткого человека, принимавшего неоднозначные решения по очень спорным вопросам. До нашего дела он вынудил целую страну — Аргентину — объявить дефолт по просроченным выплатам процентов и сумм основного долга в споре Аргентины с нью-йоркским хедж-фондом «Эллиотт Менеджмент». (После чего судью Гриесу люто возненавидели в Аргентине. Его чучела сжигали на улицах Буэнос-Айреса.)

Была и еще одна причина для оптимизма. Несколькими годами ранее коллега Рэнди, Ричард Марк, был одним из любимых клерков судьи Гриесы. Идея была в том, чтобы Рэнди подал ходатайство, а Ричард выступал в самом суде, аргументируя нашу позицию. Обычно это неважно, но судьи — тоже люди, и поговорить с бывшим коллегой, которому ты доверял, всегда приятнее, чем с незнакомцем.