В поисках рая. Экспедиция «Кон-Тики»

«Вот оно что…» — подумал я, вставая. Миска была полна раков, пронзенных острым копьем.

— Каоха! — крикнул я островитянину.

— Бонжур, месье, — учтиво ответил он по-французски и протянул руку для приветствия, поклонившись до самой земли.

Это был местный священник. Я спросил, не его ли звать Пакеекее, и, услышав утвердительный ответ, увлек священника к своей хижине, где вручил ему письмо на полинезийском языке. Оно было написано Терииероо, таитянским вождем, который велел мне передать письмо Пакеекее, если доведется его встретить. Дело в том, что Пакеекее учился на Таити читать и писать, чтобы стать священником; там он и познакомился с вождем.

Терииероо очень вежливо просил его потеплее принять меня и Лив. Мол, мы приемные дети таитянского вождя, да к тому же еще и настоящие протестанты. И Пакеекее постарался добросовестно выполнить просьбу своего друга.

Трое суток, с утра до вечера, длилось пиршество у священника. Хозяева резали скот, ловили рыбу, собирали плоды; на кухне беспрерывно суетились женщины и дети, и сквозь ее бамбуковые стены непрестанно сочился дым. Стол был накрыт для священника, нас и звонаря; вахины и дети ели, сидя на полу. Представляете себе, сколько было радости, когда оказалось, что звонарь не кто иной, как Тиоти, тот самый, у которого зуб болел!

Но праздник был только для протестантов, и местные католики толпились за изгородью, глядя, как мы уписывали свинину и курятину. В жизни не видал более унылых физиономий.

— А что, много протестантов на Фату-Хиве? — вежливо начал я застольную беседу.

Священник вытерся простыней, которая заменяла скатерть, подумал и начал считать по пальцам.

— Нет, — заговорил он наконец, — к сожалению, католиков больше. Все отец Викторин виноват: когда объезжал острова, щедро платил рисом и сахаром тем, кто переходил в его веру.

— А все-таки сколько же протестантов? — домогался я.

Священник опять посчитал.

— Один умер, — сказал он. — Выходит, остаются двое — я и звонарь.

Он смущенно улыбнулся и добавил:

— Был еще один, но он переехал на Таити.

На третий день мы просто не могли больше есть. После обеда звонарь Тиоти откуда-то достал огромную, больше локтя длиной, раковину, вышел на дорогу и трижды громко протрубил в нее. Потом вернулся к столу. Долгий антракт — затем он повторил свой номер. Еще антракт, и еще один концерт на раковине. После третьего выступления священник торжественно объявил, что они со звонарем идут в церковь, ведь сегодня воскресенье.

По каким-то неведомым соображениям нас в церковь не пригласили, зато нагрузили остатками угощения, чтобы мы их унесли домой.

Рядом с дощатым домом священника стояла бамбуковая лачуга без окон, крытая пальмовыми листьями. Это и была церковь протестантов. А поодаль мы увидели католический собор: дощатые стены выкрашены белой краской, крышу из рифленого железа венчает шпиль… Н-да, пожалуй, на Фату-Хиве и впрямь почетнее быть католиком.

Мы зашагали вверх по долине, а священник и звонарь отправились в свой бамбуковый сарай.

Кроме снеди, священник одарил нас всевозможными редкостями. Меня больше всего поразил коралл причудливой формы. Когда мы плыли вдоль побережья Фату-Хивы, я не видел ни одного рифа; значит, если верить науке, кораллов здесь быть не должно. Но белый как снег коралл был найден на Фату-Хиве!

И однажды рано утром мы вместе со звонарем и его женой, очень приветливой, добродушной женщиной, отправились в дальний поход. Нас обещали провести туда, где есть кораллы, на пустынный берег с красивой белой галькой, который островитяне называли Тахаоа.

Нелегкий это был путь! По узкому бережку, по обвалившимся сверху каменным глыбам; справа бесновался океан, слева к небу вздымались грозные красноватые скалы. Здесь что ни день — камнепады, особенно после дождя.

На такой тропе не развернешься… Могучие океанские валы обрушивались на остров, и каскады воды кипели и пенились среди глыб, по которым мы шагали. Глыбы сменились узким карнизом из застывшей лавы. Стали попадаться всевозможные гроты и пещеры. Мы шли по изваянным природой мостикам, заглядывая в шахты и провалы, на дне которых плескалась вода. В одном месте что-то гудело и рокотало прямо в толще скалы у нас под ногами, а из расщелины возле тропы через одинаковые промежутки времени вырывался фонтан.

Не слишком приятный маршрут, но Тиоти чувствовал себя уверенно. Он смело прыгал с одного острого камня на другой. Этот человек мог бы, наверное, плясать босиком на битом стекле.

Путь занял не один час; наконец мы, обогнув большую скалу, соскочили на красный пляж. Тахаоа…

На километр с лишним протянулась полоса ослепительно белого песка и белоснежных глыб. Ее окаймляли отвесные скалы, вдоль подножия которых росли пальмы и зеленела трава.