В поисках Рейчел Уоллес

Я купил бутерброд – пшеничный хлеб с тунцом, красное яблоко и кофе в бумажном стаканчике. Яблоко я положил в карман, а сандвич съел на ходу. В дальнем конце аркады, где когда-то находился кинотеатр "Парк-сквер", мы остановились. Я уже расправился с сандвичем и потягивал кофе.

– Ты все еще состоишь в клане, Манфред?

– Конечно.

– Я слышал, ты стал региональным руководителем, или Великим Высоким Имперским Аллигатором – как оно там у вас называется? по Массачусетсу. Он кивнул.

– Вот это да, – восхитился я, – следующий шаг вверх – разве что устроиться играть на пианино в перерывах на конференции по проблемам детей из неблагополучных семей.

– Вы глупы, как и все либералы. Ваша раса растворится среди других, культура, существующая десять тысяч лет и создавшая величайшую в истории цивилизацию, погибнет, утонет в море полукровок и дикарей. А выиграют от этого одни коммунисты.

– Любой культуре, произведшей на свет скотину вроде тебя, Манфред, не помешает улучшение, – вставил я.

– Идиот, – отозвался он.

– Но я пришел сюда не для того, чтобы спорить с тобой о чистоте нации.

– Вы бы проиграли.

– Возможно, – сказал я. – Ты ведь профессиональный расист и проводишь свою жизнь в спорах. Ты специалист. Это твоя профессия, но не моя. Я и двух часов в месяц не трачу на споры о чистоте расы. Но, если я и проиграю в споре, то после этого выиграю в драке.

– И вы обвиняете нас в насилии, – возмутился Манфред. Он стоял, прислонившись спиной к стене около пустовавшего сейчас места для киноафиши. Щеки его немного порозовели.

– "Вы"? – переспросил я. – "Нас"? Я-то говорю о тебе и обо мне, а не о "вас" и "нас".

– Вы ничего не понимаете в политике, – сказал Манфред. – Общество нельзя изменить разговорами о "тебе" и обо "Мне".

– Манфред, мне нужно кое-что разузнать о группе людей, таких же глупых, как и ты. Она называется ВАМ, то есть "Восстановители американской морали".

– Почему вы спрашиваете об этом у меня?

– Потому что ты, дерьмо собачье, постоянно болтаешься среди таких компаний и треплешься о восстановлении морали. Наверное, в этих компаниях ты не так остро ощущаешь свою дерьмовость.

– Я ничего не знаю о ВАМ.

– Они борются с феминистками и движением геев, возможно, во имя Бога и расовой чистоты. Ты, я думаю, слышал о них?

Манфред покачал головой, снова разглядывая свои туфли. Я взял его за подбородок и поднял ему голову так, чтобы Он был вынужден посмотреть на меня.

– Мне нужно знать об этой группе, Манфред.

– Клянусь, я ничего не знаю о них, – проговорил Манфред.

– Значит, ты можешь найти сведения о них.

Он попытался выдернуть подбородок из моей руки, но я чуть-чуть посильнее сжал пальцы и заставил его успокоиться.

– Я не буду заниматься вашими грязными делишками.

– Будешь, и не только нашими. Ты ведь кусок дерьма и всегда делаешь то, что тебе скажут. Главное – как надавить, – произнес я.

Он старался не смотреть мне в глаза. Несколько человек, вышедшие из банка, который был справа от меня, остановились и посмотрели на нас, а потом торопливо прошли мимо.

– Давление бывает разное, Манфред. Я могу приходить к тебе на работу каждый день и буду болтаться там до тех пор, пока тебя не выгонят. Я побываю всюду, где ты ошиваешься, и всем расскажу, как мы сцапали тебя за хранение надувной любовницы и о том, как ты разливался соловьем, как мормонский религиозный хор, лишь бы тебя отпустили. – Щеки его теперь стали красными. – Или, – добавил я, – я могу просто мордовать тебя каждый день, пока ты не доставишь нужные мне сведения.

Сквозь зубы, сжатые под давлением моих пальцев, Манфред произнес:

– Ах ты, член несчастный!

Теперь у него покраснело уже все лицо.

Я сильнее надавил на его подбородок и почти поднял Манфреда на цыпочки.

– Ругаешься? – переспросил я. – Вы всегда поливаете нас грязью. – Потом я отпустил его и отошел в сторону. – Я зайду сюда завтра, чтобы узнать, что ты мне сообщишь.

– Может быть, меня здесь уже не будет.

– Я знаю, где ты живешь, Манфред, и все равно найду тебя.

Он все еще стоял прямо, прислонившись к стене. Воздух со свистом вырывался сквозь его зубы, блестящие глаза лихорадочно смотрели на меня.

– Итак, до завтра, Манфред. Я зайду завтра.

18