В поисках себя. История человека, обошедшего Землю пешком

Я спускаюсь к Голубому Нилу по новой, только что построенной дороге, над которой трудились японцы. Строителям повезло с подрядчиком — как я успел узнать, им платили в день по двадцать пять бирр, то есть около трех с половиной долларов. А китайцы платят всего пятнадцать бирр. В пути я встречаю группу паломников, которые возвращаются из долины с бутылками, наполненными святой водой. Какой-то коммивояжер предлагает мне крышу над головой — он живет недалеко, по другую сторону холма, — и бросает многозначительные взгляды на моего молодого спутника. Этот парень присоединился ко мне на днях, и с тех пор я никак не могу от него избавиться. Торговец Абибау, отложив свой товар, приглашает нас попробовать маисовое пиво в «Телла Хаус» — так гласит «вывеска», обычный листок бумаги, накрученный на длинную перекладину, висящую над входом в этот крошечный бар. Мы заходим в тесноватое помещение, стены которого выложены из смеси глины и соломенных стеблей. Внутри несколько местных жителей что-то неспешно обсуждают, сидя вдоль стен на скамьях из затвердевшей грязи, покрытых козьими шкурами. Масляная лампа, сделанная из обычной пивной бутылки, почти не освещает ничьих лиц, так что я едва различаю их очертания. Официантка приносит мне то самое драгоценное телла, а я изучаю на стенах плакаты с изображением Девы Марии с младенцем Иисусом на руках. Мы обсуждаем самые простые темы на смеси английского и амхарского языков, а потом Абибау внезапно понижает голос и советует мне держаться подальше от молодого человека, напросившегося ко мне в компаньоны: «Он ворюга, говорю тебе». Все оборачиваются и смотрят на нас в упор, покуда парнишка бормочет какие-то оправдания. Я же, неспешно подняв на него глаза, спокойно говорю:

— Я знаю, кто ты. Ты воруешь. Ты обманываешь, чтобы утащить деньги. Это твоя жизнь и твой выбор — я их уважаю. Но думаю, что ты мог бы жить по-другому.

Парень начинает реветь. Когда мы выходим на улицу, под дождь, наши пути наконец расходятся. Он исчезает, так ничего и не украв у меня.

А тем временем я спускаюсь к границе с Суданом, живущим в мире и согласии со всеми своими обитателями. Горы вокруг меня укрыты веселым ковром из желтых цветочков, которые почему-то напоминают мне здешнюю столицу Аддис-Абебу, название которой в переводе с амхарского означает «новый цветок». Такой знак я воспринимаю как прощальный подарок от этой суровой и гордой страны, которая в одиночку прошла пятитысячелетнюю историю, и никто, совсем никто ни разу не пришел ей на помощь…

Высоко в небе облака вдруг начинают сгущаться, но вскоре рассеиваются, будто они так и не решили, как лучше поступить — собраться в грозовую тучу или все-таки растаять. Это означает, что землю дождей я наконец-то преодолел. Дорога становится все более безлюдной, лиственные деревья уступают место тернистым кустарникам. Как в Мексике или Перу, как под солнцем Чили или Мозамбика, я слышу воркование голубей, чувствую горячее дыхание ветра, скользящего между ветвями кустарника…

Впереди пустыня.

Мир без женщин

3 октября 2004 — 29 декабря 2004

Судан

Я ожидал увидеть нечто более символичное, нежели эта жалкая лачужка на красно-коричневой земле западного берега реки, где сотрудники иммиграционной службы Судана просто взяли мои пять тысяч динаров в обмен на бумагу, исписанную арабской вязью. 12 октября 2004 года я наконец попадаю в мусульманские земли. По зарослям кунжута крестьяне в джеллабах[58] разъезжают на тракторах — вот он, явный и заметный атрибут достатка, который так контрастирует с привычными ручными инструментами соседней Эфиопии. Я машу местным жителям рукой, слегка тревожась, какой прием окажут мне в этих засушливых краях, которые арабские завоеватели некогда окрестили Билад аль-Судан, «страной черных». Кто они такие?