Водитель приглашает меня остановиться на ночлег в его доме, стоящем чуть подальше на этой же дороге. В здешних краях, где на много километров кругом не встретишь ни души, в безмолвной пустынной атмосфере сохранился такой дух взаимопомощи и гостеприимства, что отныне я на каждую ночь обеспечен и кровом, и горячим ужином. Кружка пива и сытная еда возвращают мне силы, и вот уже мы с хозяевами смеемся над историями, принесенными мной из далеких стран. Людей, живущих в горах, более всего занимают практические аспекты моего странного, на их взгляд, путешествия. Мы очень долго обсуждаем мои физические особенности, например форму ног и ступней… Ведем долгие дискуссии о том, существует ли в природе некая идеальная и универсальная обувь. В ответ я демонстрирую опухшие подушечки пальцев, обломанные ногти, застарелые мозоли, и мы приходим к выводу, что такой обуви нет. Задаваться подобным вопросом так же глупо, как спрашивать у иллюзиониста, придумана ли какая-нибудь марка ложа из гвоздей, на котором удобно спать…
— А у тебя в дороге случались проблемы с кишечником? — интересуется однажды вечером высоченный детина с густой бородой, и создается впечатление, что его действительно очень занимает этот фундаментальный вопрос.
— Да, — киваю я, — конечно, мне не раз приходилось приспосабливаться к новой пище, к новым бактериям…
Он слегка склоняется ко мне, весь обращенный в слух. На некоторое время повисает пауза. В проблесках камелька, озаряющих лица сидящих за столом, под сводами этого домика в америндской[133]
деревне, я вижу, как хозяин дома выжидательно приподнимает бровь, выражая нетерпение. И мне приходится пересказывать этим двум канадским лесорубам, живущим в горной глуши, тысячу и один способ сходить по нужде на просторах нашей необъятной планеты. Так, в Эфиопии присаживаются прямо над дырой в полу. Иногда такие отхожие места, источающие тошнотворный запах аммиака, переполняются и кишат червями, пьяными от человеческих испражнений. Вместо туалетной бумаги там пользуются пальцами и стенами, так что я быстро научился всегда и везде носить с собой кусок мыла. Ведь в эфиопской культуре принято и трапезу делить со всеми, из одной посуды, теми же самыми руками… В соседнем Мозамбике, что любопытно, точно такие же дыры в полу содержатся практически в идеальной чистоте. А вот предприимчивые китайцы свою систему гигиены довели до наивысшего предела совершенства: деревенские уборные вдоль обочин дорог у них сделаны в виде двухэтажных домиков. Верхний уровень — для людей, а второй, пониже, — для свиней. Система получается безотходной, и таким образом поддерживается чистота. Также стоит учитывать некоторые запреты, свойственные разным культурам. Например, на Ближнем Востоке, в Турции, считается величайшей непристойностью садиться на унитаз, справляя нужду. Это табу стало стимулом для появления различных изобретений, и теперь «туалет по-турецки» представляет собой небольшую фаянсовую «вазу», на которую следует взбираться, чтобы опорожниться на корточках. В Египте унитазы снабжены шлангом для омовений, а в писсуары встроен небольшой душ. Аргентинцы в гигиенических целях пользуются биде, а вот японцы, как всегда, вне всякой конкуренции. У них в унитазы встроена система подогрева, в гигиеническом душе можно на свое усмотрение устанавливать температуру воды, а поток регулировать в зависимости от половой принадлежности посетителя. Скажу больше: некоторые из таких устройств снабжены специальными стимулирующими опциями — для удовлетворения потребностей совсем иного рода… И чем больше я погружаюсь в суть вопроса, тем чаще мои собеседники взрываются хохотом. «Не может быть! Да ладно!» — повторяет старший из двух приятелей, а его напарник уже держится за бока. Пока они приходят в себя, я наношу визит в их уборную и обнаруживаю там громадных лососей в ванне со льдом. Ребята поясняют, что приготовили рыбу для копчения. На прощание они вручают мне подарок — немного этой превосходной рыбы, которую я потом буду смаковать еще несколько дней.