В поисках себя. Личность и её самосознание

Второй тип старости также отличается хорошей социальной и психологической адаптированностью, но энергия этих пенсионеров направлена главным образом на устройство собственной жизни – материальное благополучие, отдых, развлечения и самообразование, на что раньше им недоставало времени.

Третий тип, в котором преобладают женщины, находит главное приложение сил в семье. Поскольку домашняя работа неисчерпаема, им некогда хандрить или скучать, но удовлетворенность жизнью у них обычно ниже, чем у представителей первых двух типов.

Четвертый тип – люди, смыслом жизни которых стала забота об укреплении собственного здоровья, которая не только стимулирует достаточно разнообразные формы активности, но и дает определенное моральное удовлетворение. Однако эти люди (чаще мужчины) склонны преувеличивать значение своих действительных и мнимых болезней, их сознание и самосознание отличается повышенной тревожностью.

При всех социально-психологических различиях эти четыре типа пенсионеров психологически благополучны. Но есть и отрицательные варианты развития. Во-первых, агрессивные старые ворчуны, недовольные состоянием окружающего мира, критикующие все, кроме самих себя, всех поучающие и терроризирующие окружающих бесконечными претензиями. Во-вторых, разочарованные в себе и собственной жизни, одинокие и грустные неудачники. В отличие от агрессивных ворчунов, они винят не других, а себя, но неспособность отрешиться от воспоминаний о каких-то действительных или мнимых упущенных возможностях и совершенных ошибках делает их несчастными.

Хотя старость может усилить и обострить эти типологические различия, они – не столько возрастные, сколько личностные. Изучите биографию социально-активного ветерана, и вы убедитесь, что таким же он был и в зрелые, и в молодые годы. Агрессивный ворчун был таким же несносным в своем трудовом коллективе, а неудачник и в молодости чаще испытывал отрицательные эмоции, чем положительные.

Но различия эти не фатальны. Активная старость огромное благо для личности и ценный социальный резерв для общества. Об этом подробно говорилось на встрече с ветеранами партии в ЦК КПСС в августе 1983 г. Партия подчеркивает необходимость заботливого и уважительного отношения к ветеранам, носителям уникального опыта строительства новой жизни, старается найти каждому из них посильные формы участия в экономической и общественной жизни – это школы профессионального мастерства, система политинформации, работа с призывниками и подростками, а также с населением по месту жительства, народные университеты, кружки и группы научно-технического творчества, народный контроль и многое другое. Этот призыв находит широкий отклик в народе.

Но возраст все-таки есть возраст. Старость приносит с собой и изменение привычных жизненных стандартов, и болезни, и тяжкие душевные переживания. “Избавить от всего этого полностью не может даже самое совершенное общество” [52].

Одна из тяжких проблем, с которой неизбежно сталкивается каждый, – проблема смерти. Люди среднего возраста, находящиеся в расцвете сил и погруженные в активную деятельность, редко задумываются о ней. У стариков дело обстоит иначе. Чем старше и болезненнее человек, тем реальнее для него собственная смерть.

Психология смерти и умирания очень сложна. Существующие исследования посвящены главным образом количественной стороне вопроса: степени озабоченности субъекта и интенсивности страха, испытываемого им по этому поводу. Но личностный смысл смерти многомерен, выдвигая на авансцену то интраиндивидуальные (влияние смерти на “самость”), то межличностные (влияние на близких), то трансиндивидуальные, философские аспекты (можно ли вообще преодолеть смерть или хотя бы страх смерти). Как справедливо замечает И.Т.Фролов, “ни одна философская система не может считаться законченной, если она не дает честных и объективных ответов на вопросы, связанные со смертью” [53].

Сложившееся в последние годы междисциплинарное направление исследований – танатология (от греческого “танатос” – смерть) существенно конкретизирует житейские представления о смерти и умирании.

Мысль о неизбежной и скорой смерти существенно меняет самосознание. Но проясняет она его или искажает? Перед лицом смерти все эгоистические расчеты и житейские дрязги предстают ничтожными, не стоящими внимания, масштаб оценки окружающего мира и самого себя как бы укрупняется. Только на смертном одре толстовскому Ивану Ильичу “вдруг пришло в голову: а что, как и в самом деле вся моя жизнь, сознательная жизнь, была “не то”. Ему пришло в голову, что то, что ему представлялось прежде совершенной невозможностью, то, что он прожил свою жизнь не так, как должно было, что это могло быть правда… И его служба, и его устройства жизни, и его семья, и эти интересы общества и службы – все это могло быть не то. Он попытался защитить пред собой все это. И вдруг почувствовал всю слабость того, что он защищает. И защищать нечего было” [54].