В поисках себя. Личность и её самосознание

В-третьих, отношение индивида к выполняемым ролям избирательно: одни функции и виды деятельности воспринимаются как органические, центральные, неотделимые от собственного “Я”, другие – как более или менее внешние, периферийные, “искусственные”. Любая перестройка ролевой системы личности сопровождается соответствующими изменениями в “образе Я”; потеря социально и личностно значимых ролей, не компенсированная получением новых, равноценных или лучших ролей, обычно переживается болезненно. Но самоуважение индивида зависит не только от социальной престижности его ролей, но и от того, как он оценивает свою успешность, эффективность в осуществлении главных, личностно-значимых ролей.

Еще теснее выглядит взаимопереплетение “социального” и “личностного” в свете “драматургической” концепции, основанной на метафоре “жизнь – театр”.

Эта концепция акцентирует внимание на том, что человеческое поведение всегда имеет какой-то смысл, который не просто проявляется во взаимодействии индивидов, а создается, устанавливается в нем. Всякий личностный смысл, включая “образ Я”, проблематичен, причем его средоточием является не изолированный индивид, а ситуация межличностного взаимодействия. И поскольку человек выступает при этом прежде всего как “коммуникатор”, то и подходить к нему следует не ретроспективно, в свете его обусловленности собственным прошлым, а перспективно, с учетом его жизненных целей и представлений о будущем.

Например, чем объясняется и что выражает идентификация личности с какой-то “ролью” или, наоборот, подчеркнутое дистанцирование, отдаление от нее, нарушение подразумеваемых ею правил и ожиданий? На первый взгляд все дело в уровне развития индивидуальности – более яркая личность более независима и допускает больше вариаций в своем поведении. На самом деле тут могут действовать и социальные обстоятельства [5]. Например, фотография собственных детей под стеклом служебного письменного стола руководящего работника явно демонстрирует нежелание резко разграничивать свою служебную и личную жизнь, косвенно давая понять посетителю, что хозяин кабинета и в своей служебной деятельности не склонен к формализму, готов к “человеческим контактам”. Это как бы символизирует определенный стиль управления (другое дело – принимать ли намек всерьез). Для хирурга умение вольно пошутить в напряженный момент операции – часть профессиональной экипировки, средство поднять настроение персонала, то есть здесь тоже проявляются не просто личные качества, а некоторый стиль работы.

Подчеркивание “ролевого расстояния” в одном случае выражает отчуждение личности от данной роли, желание подчеркнуть свою автономию от нее, а в другом, наоборот, именно прочная идентификация, слияние с ролью позволяет индивиду относительно свободно варьировать свое поведение, на что неспособен новичок, строго придерживающийся “предписанных” рамок.

Психология личности немыслима помимо и вне общения. Характерен повышенный интерес, который проявляют сейчас не только театроведы, но и философы, психологи и даже нейрофизиологи (П.В.Симонов) к диалектике “воплощения” и “остранения”, о которой спорили в свое время К.С.Станиславский и Б.Брехт.

На сцене сталкиваются две, казалось бы, ничего общего друг с другом не имеющие системы – личность актера и персонаж, сочиненный драматургом. Полностью они никогда не сольются. Но чтобы пьеса была сыграна, какое-то взаимопроникновение актера и персонажа необходимо.

Работа актера над ролью и одновременно над собой включает два противоположных процесса. С одной стороны, актер должен воплотиться в образ, начать жить его жизнью, прийти, говоря словами К.С.Станиславского, от ощущения “себя в роли” к ощущению “роли в себе”. Только поставив себя на место персонажа, представив себе его жизненную ситуацию и характер, актер может сыграть его так, чтобы сценические действия персонажа, какими бы странными и нелепыми ни выглядели они со стороны, стали для зрителя понятными, естественными и единственно возможными. “Только побывав на месте Софьи, узнаешь и оценишь силу удара по ее избалованному самолюбию после того, как обнаружился оскорбительный обман Молчалина!.. Надо самому встать на место Фамусова, чтобы понять силу его гнева, озлобление его при расправе и ужас при финальной его фразе: “Ах! Боже мой! что станет говорить княгиня Марья Алексевна!” [6].

Но “войти в роль”, “вжиться в образ” – не значит полностью раствориться в нем, потеряв собственное “Я”. Это невозможно, да и не нужно. По замечанию Б.Брехта, тот, “кто вживается в образ другого человека, и притом без остатка, тем самым отказывается от критического отношения к нему и к самому себе” [7]. Чтобы понять и оценить скрытые возможности ситуации или человека, необходимо отстраниться, рассмотреть их в нескольких различных ракурсах, порвав с привычным представлением, будто данный объект не нуждается в объяснении.