В поисках Сэма

К тому же, как оказалось, быть брошенным собственной семьей, да и расой тоже, не так уж и плохо.

В жизни не был так счастлив.

***

Восстановление деревенского колодца довольно кропотливая и тяжелая работа, но в отличие от других рабочих у меня есть преимущество. Первая. Во время работы я мысленно болтаю с ней, и, не смотря на жжение в мышцах и боль в спине, день пролетает незаметно.

Как правило, Первая «подбадривает» меня бесконечными придирками типа: «Так никто не делает, это неправильно», «По-твоему, так швы затирают?», «Будь у меня тело, я б уже давно все доделала». Она насмехается над моими усилиями, развалившись на краю рабочей площадки, словно богатенькая бездельница на пляже.

«Может сама попробуешь?»―рявкаю я мысленно.

― Не могу, ― как всегда отвечает она. ― Боюсь сломать ногти.

Конечно, приходится проявлять осторожность и не разговаривать с нею открыто, особенно когда поблизости находятся другие рабочие. А то уже на третьей неделе здесь я заработал репутацию слегка ненормального, болтающего с самим собой парня. Пришлось выучиться общаться с Первой молча, просто думая в ее сторону, а не говоря вслух. К счастью, это исправило ситуацию, и остальные перестали коситься на меня, как на полного психа.

Сегодня вечером я вместе с Элсвитом дежурю по кухне ― недавнее нововведение в лагере. Мы готовим «гитери» ― простое блюдо из риса и бобовых. Элсвит занимается кукурузными початками, чистит, снимает зерна, а я замачиваю и промываю бобы.

Элсвит мне нравится. Он все время интересуется моим прошлым: откуда я, как сюда попал. Конечно, я не такой дурак, чтобы отвечать правду, да и к счастью, Элсвита, кажется, вполне устраивают мои расплывчатые и подчас выдуманные ответы. Элсвит еще тот любитель почесать языком, он постоянно перескакивает с вопроса на вопрос, даже не замечая, что я не ответил, вечно сопровождает свою болтовню отступлениями и замечаниями о собственной жизни. Из рассказов Элсвита я понял, что его отец богатый американский банкир, человек, не одобряющий склонности сына безвозмездно помогать людям.

Мне самому с раннего детства было сложно соответствовать требованиям отца, а уж после жизни в памяти Первой, это и вовсе стало невозможным. Я вырос мягким, научился сочувствию и заботе, и я уверен, мой отец никогда этого не поймет и тем более не станет терпеть. В этом плане мы с Элсвитом похожи: оба разочаровали наших отцов.

Однако очень скоро я понял, что на этом наша с ним схожесть и заканчивается. Что бы там Элсвит ни говорил о своем «уходе из семьи», он продолжает общаться со своими богатенькими родителями и даже имеет неограниченный доступ к их не малым денежкам. А несколько недель назад его отец даже заказал частный самолет для доставки сына из Найроби домой на празднование его дня рождения. В то время как мой отец считает меня мертвым и, я вряд ли ошибусь, если предположу, что он весьма этому рад.

После ужина, приняв заслуженный душ, отправляюсь на боковую и застаю Первую, сидящую с ногами в плетеном кресле в углу спальни.

― Спать? Время детское! ―канючит она.

Быстро оглядываю хижину. Никого, значит, можно говорить вслух, только тихо. Живое общение для меня несравнимо естественнее мысленного.

― С завтрашнего дня попробую вставать вместе со всеми.

Первая одаривает меня недовольным взглядом.

―Что? Гипс сняли, хромота почти прошла… я восстановился. Мне пора работать как все.

Первая хмурится и начинает убирать со своей футболки невидимые соринки. Мне и без слов понятно, что ее беспокоит.

Где-то там остатки ее народа ходят под прицелом моей расы. А она торчит тут, в Кении. Причем торчит по моей вине, застряв бестелесным духом внутри моего сознания и не имея возможности действовать самостоятельно. Если б это было в ее силах, она бы уже давно была бы далеко отсюда ―неважно где ― главное, она бы сражалась.

― Как долго нам еще тут торчать? ―мрачно спрашивает Первая.

Кошу под дурачка, делая вид, будто не понимаю каково ей сейчас, и пожимаю плечами. Расстилаю кровать и заваливаюсь на бок.

― Мне некуда пойти.

***

Мне снится сон.

Та ночь, когда я пытался спасти Ханну. Покинув лагерь, я бегу через джунгли к его домику, изо всех сил стараясь опередить Ивана и отца. Я знаю наперед, чем все закончится ― Ханну убьют, а меня бросят умирать― но в этом сне наивная спешка той ночи полностью возвращается, заставляя меня нестись вперед, не обращая внимания на лианы под ногами, хлещущие по лицу ветки, странные тени и хруст веток под лапами животных.

Передатчик, который я стащил из нашей с Иваном хижины, хрипит помехами, болтаясь у меня на бедре, и этот звук не предвещает ничего хорошего. Он означает, что другие могадорцы уже близко.

Я должен успеть туда первым. Обязан.

А вот и поляна. Хижина Ханну и его Чепана стоит на том же самом месте. Напрягая зрение, пытаюсь разглядеть что-нибудь в темноте.

Тогда-то я и замечаю отличия.