В поисках синекуры

Выпив еще два стакана квасу, Корин поднялся, глянул на часы.

— Может, перекусить собрать? — спросила Марковна. — Иль как?

— Да, — чуть придержала его за руку Вера. — Мы быстро. Борщ есть, вареники.

— Рябиновка моя настоялась.

— Во, рябиновку приберегите, отметим усмирение стихии. А борщ я уже — у Мартыненко обедал. Полечу. Нехорошо на Струйном. Если б Руленков работал... Без головы участок.

— А Коновальцев?

— Отчаянный, опыта — нуль.

— Как же так?.. — Вера уставилась в глаза Корина, уже нахмуренные, напряженные, отрешенно-диковатые. — Этот лесосклад... Разговор с председателем... Опять срочно, спешно... несерьезно как-то. Неправильно.

— Будем выправлять. — Корин натянул сапоги, кинул на плечо куртку, вышел в сени, немного задержался, его догнала Вера, он обхватил ее плечи, трижды поцеловал в губы, пригладил ладонью упавшие ей на глаза волосы, сказал: — Будем выправлять. Себя. Жизнь. А иначе зачем жить? Ты поможешь мне?

— Да, да... — быстро вымолвила Вера, часто кивая.

Он улыбнулся ей, тряхнул головой резко, отчаянно, его глаза блеснули светлой влагой, сквозь загар щек проступил румянец, и он легко, молодо сбежал по ступенькам крыльца. Он шел по доскам тротуара, четко выстукивая шаги, сухой, чуть-чуть сутуловатый, шел к вертолету на окраине Параны. Вот он обернулся, помахал рукой, наверняка уже не видя ее, и ускорил шаг.

Только сейчас Вера заметила: рядом с нею стоит старуха Калика, жилистой, когтистой ручкой творит крестные знамения, как бы посылая их вслед. Вера спросила:

— Бабушка, зачем вы?

Калика часто забормотала, не то молитву, не то заклинание свое какое-то, перекрестила Веру и запела тоненьким надрывным голоском:

— Меня мучат грехи, меня мучит недуг... Девушка, дай копеечку бедной Калике!

— Зачем вам копеечка, пойдемте я накормлю вас.

— Копеечку... — заканючила старуха.

Вера вынула из кармашка сарафана какое-то серебро, сунула ей в протянутую холодную ладошку, Калика захохотала от радости, глянула выпученно на Веру, вскрикнула, будто чего-то испугавшись, бросилась бежать по узкому переулку к лесу, широко раскидывая руки и ноги.

Вера вернулась в дом. Марковна сидела у окна, низко склонившись над вязанием. Неслышно пройдя в свою комнату, Вера села за стол, прижала кончики пальцев к вискам, прикрыла глаза и сидела так, одолевая кружение в голове, успокаивая больно стучавшее сердце.

Потом придвинула листок бумаги, взяла шариковую ручку, начала писать:

«Дорогая Ира!

Я скоро приеду, мы скоро все приедем, здесь нам делать уже нечего, все кончается, мы так устали, и, кажется, все немножко заболели. А может, только я одна? Я стала всего бояться. За себя, за него. Мы скоро приедем, а мне не верится. Этому пожару, чудится, не будет конца... Извини, чепуха какая-то. Просто сегодня меня напугала старуха Калика, и сейчас еще руки дрожат. Жуть какую-то она во мне оставила...»

Вера перечитала написанное, изорвала лист в мелкие кусочки, вышвырнула в окно под голую рябину с красными, иссыхающими кистями ягод и упала ничком на кровать.

2

Еще с воздуха Корин увидел: горит лесной склад.

Это было столь неожиданно, непонятно, нелепо, что на потрясенный выкрик Димы: «Горит?!» — он только резко повел рукой, приказывая немедленно приземляться.

От вертолетной площадки до берега Струйного он почти бежал, вглядываясь в задымленные штабеля бревен по ту сторону притока. На спуске перед бродом столпились пожарные с лопатами, ранцевыми опрыскивателями, ручными пенными генераторами, канистрами бишофита. Среди них бегал командир группы Иван Коновальцев, приказывал выстраиваться вдоль правого берега, защищаться от возможных перебросов огня, загораний.

Корин окликнул его. Иван подбежал, заполошно выпалил:

— Товарищ начальник, штабеля загорелись!

— Вижу. Как? Когда?

— Н-не знаю. Все было в порядке, там были люди, окарауливали. Изнутри вроде занялось. Никто не заметил. Сразу, сильно.

Лицо Ивана залито потом, в потеках сажи, глаза слезятся — от дыма или обидного огорчения, а может, от всего вместе. Недоуменно, жалобно он проговорил:

— Станислав Ефремович, будто кто поджег...

— Спокойно, Иван. Будем тушить или бросим?

— Как прикажете.

— Значит, будем. Потушим — узнаем, почему загорелся лес. Согласен? Хорошо. Сколько у тебя мотопомп?

— Две.

— Ставим обе, слева и справа от штабелей. Распорядись. А потом мне — сапоги, маску, каску тоже, если найдется.

— Есть!