В поисках синекуры

Начал Федя со слова «мелиорация», которое в переводе на русский означает — улучшение. Улучшение земли. Такой мелиорацией издревле занимались россияне: убирали с поля, огорода камни, отводили излишнюю воду, прорывали оросительные канавы, очищали луга от кустарника, кочек. Но это слово у нас зазвучало громко, когда бросили мощную технику на осушение болот. Ринулись на «ура». Все казалось простым, понятным даже школьнику: рой каналы, спускай воду, спрямляй реки, осушай озера — и паши, сей, коси травы. Рыли, осушали, спрямляли. Запахивали новые улучшенные земли, а тем временем старые плодородные поля превращались в пустыни. «Каракумами» их стали называть: из-за понижения грунтовых вод требовалось теперь орошать и эти поля. Обмелели озера, иссякли малые речки. Хватились, подсчитали: сколько улучшили — столько и загубили. Природа любит равновесие! Поостыли немного, подумали, вспомнили: есть ведь в науке и практике «двойное регулирование», при котором лишняя влага сохраняется и, если надо, ею подпитывают почву. Взялись мелиорировать по-серьезному. А это оказалось ох каким нелегким делом!

— Слушайте, объясню. Система называется еще польдерная, из Голландии пришла, мы ее так окрестили: поле — дерн. Под почвой, как кровеносные сосуды... вот, как у меня на руке, — Федя распрямил пальцы, поднес руку к Ивантьеву, — укладываются гончарные трубы с дырками, они отсасывают лишнюю воду, а если ее мало — агроном перекрывает затворы в каналах, отток прекращается, да еще сверху можно полить, качая воду из тех же каналов. Умно, надежно, по-человечески заботливо о природе. Фантастика наяву! Но прикинь, Иваныч, сколько такая мелиорация стоит, какой она тонкий механизм? То-то! В семьсот пятьдесят рубликов один гектар обходится. И дело еще не в деньгах — работа ювелирная: трубы надо уложить высшего качества, с уклоном не более четырех сантиметров на сотню метров, каналы, канавы — все по точному чертежу. Это ж как от прикидки на глаз к ЭВМ перейти. Конечно, отдача будет, себестоимость окупится, и боженьке можно сказать: адье, дождичек в наших руках!

Федя рассказал далее. Ездил он на Мещеру, там есть Макеевский мыс, известный всем мелиораторам. Польдерной системой осушили болотный кочкарник — две тысячи гектаров с лишним, нарезали «карты» полей, и все что ни посадят, ни посеют — пшеницу, овес, капусту, картофель, — в любое лето дает урожайные центнеры. Агрофабрика средь Нечерноземья. Да беда в том, что единственная пока, витрина для мелиораторов. Посмотреть можно, перенять опыт — пожалуйста, попробовать овощ с Макеевского мыса — тоже не жалко. А вот у себя сработать такое поле — не замахивайся особенно. Там само министерство следило, снабжало, обеспечивало. Тут, в глубинке, среди лесов и болот, условия пока иные. Средства тратятся, отдачи почти никакой.

— Работу сдаем, как говорится, без знака качества. Качество, японский бог! Возьмем гончарные трубы. Их в контейнерах полагается привозить, загодя, в зимнее время. Возят — навалом, по кочкарникам и ухабам, сорок процентов боя. И получаем в последний момент — жми, укладывай, план выдавай. Жмем, заработать ведь тоже охота. И понимаем: надо! Выходные прихватываем, не бездушные. Сдаем, к примеру, полигон с оценкой «четыре», год-два — и уже «трояка» ему не поставишь: колхознички шаляй-валяй на нем хозяйничали. А наша землица — кисея. Проглядел — пылью разметалась или водой утекла. Если б я мелиорировал, да я бы и пахал, сеял... Не выходит у нас на совесть, умно Самсоновна говорит: «Один с молитвой, двое с пол-литрой».

— А дело нужное, Федя, ведь так? — решил Ивантьев немного успокоить гостя, разгоряченного чаем и профессиональным разговором: не ожидал он такой пылкости от богатырски невозмутимого Феди.

— Ну! Кто спорит? Только дисциплина нужна, как на корабле. Вы бы со своим СРТ на дно пошли, если бы так море пахали.

— Там другое. Там иначе нельзя. И каждый каждого видит. Слабый, ленивый — больше раза не ходит. Жестокий отбор.

— И нам бы — добровольцев. Чтоб не отбываловка, а судьба. Нас тут посильнее трясет, чем рыбаков и прочих в океанах. Помните, один поэт сказал: «Качка в море берет начало, а бесчинствует на земле». — Федя рассмеялся, вынул платок, отер сильно вспотевшее лицо, поднялся. — Пойду. Спасибо за разговор. — Заметив, что Ивантьев раскрывает бумажник, остановил его, веско опустив свою руку ему на плечо. — С переселенцев не беру. По первому разу. Дальше — от уровня благосостояния. На запчасти, горючее придется давать.