В поисках скифских сокровищ

Дальше события развивались так. Гохман, который сам должен был вернуться в Россию, так как у него кончался срок визы, передал тиару двум венским антикварам Фогелю и Шиманскому, поручив продать ее за 30 тысяч франков с условием, что если им удастся получить больше, то прибыль поделят. Те отправились в начале марта в Париж, где при посредничестве некоторых влиятельных лиц предложили тиару Лувру. Там она была подвергнута тщательной и всесторонней экспертизе, и среди всех ученых мужей, которые ее изучали, не нашлось ни одного, высказавшего хотя бы тень сомнения в ее подлинности. И среди них были такие авторитеты, как знаменитые братья Теодор и Саломон Рейнаки, крупнейшие эпиграфисты Фукар и Олло и др. Одобрил покупку и директор национальных музеев Франции Кемпфен.Торговцы запросили баснословную цену, но стремление приобрести шедевр было так велико и уверенность в его подлинности столь глубока, что Лувр согласился уплатить за нее огромную сумму: называли цифру 200 000 франков и даже четверть миллиона (более 90 тыс. рублей золотом). Сделка состоялась по иронии судьбы 1 апреля. «Тиара Сайтаферна» заняла место в витрине Лувра среди национальных сокровищ Франции.

Как только появились сообщения о луврском приобретении, в России сразу же раздались голоса, высказавшие сомнения в подлинности тиары. Русские ученые хорошо знали цену «ольвийским древностям», поступавшим на рынок через посредство очаковских и одесских торговцев. Казалось совершенно невероятным, чтобы о столь значительной ольвийской находке ничего не было известно в России. А о тиаре ее слышали ни парутинскне крестьяне, ни коллекционеры и антиквары, ни археологи. Кроме того, было известно, что в недавнем прошлом аналогичные «находки» были приобретены музеями Кракова и Франкфурта и все они оказались подделками. Первым против подлинности «тиары Сайтаферна» высказался Н. И. Веселовский, выступивший на страницах столичной газеты «Новое время». В том же духе высказался и директор Одесского музея Э. Р. фон Штерн еще в 1896 г. на X Археологическом съезде в Риге. Одним из аргументов против подлинности тиары служила и ее надпись, безупречная, как сказано, с точки зрения греческой эпиграфики. В одной статье по поводу надписи говорилось: «Вероятно ли, даже возможно ли, чтобы ольвийцы осмелились грозному царю написать на лбу такую штуку? Поистине подобная идея может прийти в голову только современному поддельщику, у которого она, впрочем, и совершенно понятна, так как его воззрения не идут далее понятия о портсигаре с надписью, подаренном на именины». Вскоре к выводу о поддельности тиары пришел и известный немецкий ученый Фуртвенглер, который имел возможность лично осмотреть тиару в Лувре. Он доказывал, что в изображениях на тиаре наблюдается смешение разнородных и разновременных стилей, что там допущены ошибки, которые античный мастер допустить не мог, и т. д.

На высказывания русских ученых французы не реагировали — французской широкой публике они были мало известны. Но Фуртвенглера во Франции знали, и его мнение замолчать было невозможно. Против него ополчились хранитель Лувра Эрон де Вильфос, братья Рейнаки, Фукар. Много остроумия и еще больше язвительности было в их споре с немецким ученым. Одним из важных «аргументов» в пользу подлинности тиары было глубокое убеждение, что в России, как и во всей Европе, нет современного мастера, который был бы способен на столь высокохудожественную подделку с таким глубоким знанием и чувством античности.

Тиара привлекла внимание общественности. 28 ноября Паскаль Груссе, депутат от департамента Сены, сделал заявление в Национальном собрании: сомнительные вещи не должны покупаться и экспонироваться в Лувре. Результатов это не имело.

А ученый спор тем временем продолжался.

За пределами Франции события развивались в другом направлении. В начале 1897 г. венские антиквары Фогель и Шимапский были привлечены к суду Гохманом, так как они не поделили барышей. А в Одессе вскоре состоялся другой судебный процесс — уже против самого Гохмана. Известный русский коллекционер П. Суручан, живший в Кишиневе, обвинял Ш. Гохмана в продаже ему поддельных «древностей». В качестве эксперта судом был привлечен Э. Р. Штерн. Здесь впервые всплыло имя Рухомовского. О нем стали говорить как об авторе «тиары Сайтаферна».

Но 3 октября 1807 г. французский «Журналь де деба» опубликовал письмо Рухомовского, в котором тот категорически отрицал свою причастность к луврской покупке.

Дело о тиаре как будто стало затихать. В течение последующих лет лишь изредка появлялись статьи в научных журналах, где одни ученые доказывали поддельность тиары, а другие, главным образом французские, с жаром отстаивали ее подлинность. А «тиара Сайтафарна» продолжала сиять в витрине Лувра.