В поисках смысла

«Не народ начал революцию, а вы. Народу было совершенно наплевать на всё, чего мы хотели, чем мы были недовольны. Я не о революции с вами говорю, – пусть она неизбежна, прекрасна, всё, что угодно. Но не врите на народ – ему ваши ответственные министерства, замены Щегловых Малентовичами и отмены всяческих цензур были нужны, как летошний снег…»

О да, народ свой Иван Алексеевич знал не понаслышке, неизмеримо лучше всех прочих…

И вот уже сто лет минуло и сколько событий прогремело в отечестве, но каким – то роковым образом сохранилось до наших дней и прекрасно себя чувствует живучее племя либералов – другой интеллигенции.

Часть вторая Одинокие мысли

24.04.2016

Вот так опустишься с печалью с заоблачных высот на грешную землю – и вдруг, глядишь, какой – нибудь сущий пустяк разбудит в тебе нечто, казалось бы, навсегда канувшее в забвение.

И какие бывают однако смешные дела! Совершенно заурядный поход в известное место с желанием, как в старину, приобрести чего – то для души приятного – лёгкого белого вина просто – напросто ради его замечательного вкуса. Эдак берёшь бутылку и читаешь на этикетке: «Robertson – он, может, город и небольшой, но у него большое сердце. Объединены здесь 35 ферм, жители которых – виноградари в седьмом поколении – хранят любовь и уважение к земле, которые и заключены в каждой бутылке нашего вина.» (Вот такой привет с бутылочной этикетки из Южной Африки!) Ну как тут не купишь? А в голове тем временем рождается сомнение… Ну да, наученный горьким отечественным опытом, думаешь: написать – то на бумажке можно всё что угодно. Но как, чёрт его дери, написано! И возникает желание проверить. И вот итог: отличное лёгкое виноградное вино (не соврали, черти!). Мало того, вкус его напомнил, что во время όно (в шестидесятые годы прошлого века) наши украинские вина, совсем простые (такие, например, как «Надднипряньске» или «Пивденнобэрэжнэ») были ничуть не хуже! В то время профессиональное мастерство тамошних виноградарей (особенно крымских с их «Мускатом Красного камня») не уступало европейскому – почему и медалей немало нахватали на международных выставках. Нынче же следовало бы клеймо ставить не на этикетке, а на лбу сегодняшним прохиндеям.

И пошла в голове цепочка памятных деталей: одна такая бутылка (в продаже тогда были сплошь поллитровки) после денежной реформы 1960 – го стоила один рубль; за тот же рупь у баушки по соседству с общежитием можно было купить целый графин домашнего красного вина; стипендия была 45 рублей (бывшие 450); обед из трёх блюд (с приличным куском мяса – шницелем) в студенческой столовой стоил 70 копеек, по средней прикидке на месяц 21 рубль – на всё другое оставалось 24; вкуснейшее заварное пирожное в кофейне 10 копеек (по старому – рубль) штука; пообедать в ресторане можно было за 5 рублей…

«Ну что сказать, ну что сказать…» – напевали когда – то в каком – то водевиле.

Остаётся этот сумбур мой завершить следуюшим.

Снег, наконец, сошёл. В деревне нашей тишина, всё замерло в ожидании. Голые ветки деревьев недвижны, замерли, сосредоточены на таинственной внутренней работе. Через считаные дни почки на них буквально взорвутся. Но уже теперь появились первые, спешащие раньше успеть, экземпляры: сегодня Тамара принесла разбухшую, полураскрывшуюся почку.

3.05

Бог ты мой! В этом году исполняется уже двадцать лет довольно странному событию… В чужой стране, в заокеанском городе, стоял человек на автобусной остановке – и вдруг в его голове стали складываться стихи! Да ещё не на своём языке!

Всё это приключилось тогда со мной и завершилось впоследствии небольшим сборником стихов, написанных по – французски, который был издан в Париже.

Столь необычное увлечение заставило меня пристальнее взглянуть не только на то, что уже сделано во французской поэзии (я внимательно познакомился с ней от Вийона до Превера), но и присмотреться к тому, чем она жива в современности.

И тут постигло меня сильнейшее разочарование.

Данное Богом человеку Слово попросту подвергается легкомысленному жонглированию; абсурд, бессмыслица правит бал; даже красота языка почему – то выброшена на задворки; поэты, словно играющие в камешки дети, составляют, складывают из слов случайные картинки… И происходит это, похоже, по всей земле.

Воцарилась мода на столь примитивное занятие. В городе Монреале сподобился я в то время посетить в одном кафе поэтический вечер, где тронутые сединой и большей частью молодёжь под пиво или бокал вина творили священнодействие: поочерёдно выходили к микрофону и читали слушателям свои творения, в которых, опять – таки, маловато содержалось хоть какого – то смысла.

Что там читалось!