В поисках смысла (сборник)

Конечно, всё это имело символическое значение. Агнец был искупительной жертвой Господу, принесенной за избавление израильтян из египетского рабства, и закалывался он как раз в ту ночь, когда у египтян погибло «всё перворожденное», от людей до скота. Кровью агнца следовало помазать дверные косяки в знак избавления самих израильтян от этой казни. Горькие травы обозначали горечь египетского рабства, а пресный хлеб – поспешность исхода (некогда было сквашивать тесто), равно как и повеление немедленно доесть всё мясо до рассвета. На рассвете израильтяне уже должны были выступить в дорогу… Обрядовая пасхальная трапеза сохранилась у иудеев и по сей день, она называется «седер» (букв. «распорядок»).

Христиане не празднуют ветхозаветную Пасху, но вспоминают Тайную Вечерю, которая, по сути, и была последней пасхальной трапезой Иисуса с Его учениками. Евангелисты, правда, нигде не упоминают пасхального барашка или козленка. Само по себе это не значит, что такого барашка на столе не было, но, вероятнее всего, Вечеря состоялась накануне иудейской Пасхи, наступавшей в субботу. Таинство Евхаристии, которое совершается теперь в память об этой Вечери, тоже обходится без закалывания жертвенных животных, поскольку Жертва была принесена Христом единожды и навсегда.

Если трапеза Авраама с его Гостями и пасхальная трапеза похожи друг на друга, то «меню» Иоанна Крестителя резко от них отличается. Согласно Евангелистам (Матфей 3:4, Марк 1:6), в него входили «акриды и дикий мед». Что за странные вкусы были у этого человека?

Акриды – это саранча или кузнечики, и Моисеев Закон разрешал употреблять в пищу этих и только этих насекомых. Вряд ли они бы пришлись нам по вкусу, но в разных странах мира их охотно едят и по сей день, особенно при недостатке другой белковой пищи. Более того, при периодических нашествиях саранчи, когда она пожирала буквально всю растительность в округе, не оставалось ничего другого, как есть саму саранчу – благо, хотя бы она тогда бывала в изобилии.

Мед, конечно, выглядит для нас куда привлекательнее. В те времена он тоже высоко ценился, ведь обычных для нас пчелиных пасек просто не существовало – мед добывали у диких пчел. Его не так-то просто было найти, а найдя, у пчел отнять, ведь они собирают его не в улей, где всё для того приспособлено. Например, сын Саула Ионафан, найдя диких пчел, ткнул в их сот палкой, а потом облизал ее (1 Царств 14:27).

Итак, акриды и дикий мед – это пища человека, который живет в пустыне, не занимается ни земледелием, ни скотоводством и ни от кого другого не зависит. Он ест буквально то, что «Бог пошлет» – так пророка Илию, судя по библейскому рассказу, кормили в пустыне вороны (3 Царств 17:6). Говоря об акридах и диком меде, евангелисты подчеркивают, что Иоанн Креститель продолжил ту же самую традицию.

59. Учитель Израилев

В Евангелиях Иисус из Назарета называется по-разному: например, Сын Человеческий, Сын Давидов, Сын Божий, Христос и даже Господь – все эти именования указывают на Него как на Мессию, праведного Царя и Спасителя. В Его поступках можно найти нечто от священнодействия, в Его речах – нечто от пророчества, но Он больше, чем священник или пророк, поэтому Евангелия не называют Его этими словами. Зато почему-то самые разные люди – от апостолов до фарисеев! – обращались к нему как к Учителю, и Евангелисты сохранили такое именование.

Такое отношение к учительству восходит еще к Ветхому Завету, где оно играет одну из главных ролей. Главное в Ветхом Завете, разумеется, Закон, на древнееврейском языке называемый словом «тора». Но наш перевод не совсем точен: на самом деле это слово означает не столько свод правил (для их обозначения есть свои слова), сколько Учение – то, что передается от одного человека к другому, что дает ему наставление и ориентиры в этой жизни. В самом деле, закон ставит нам внешние рамки и не заботится об остальном, тогда как учение прежде всего устанавливает некий внутренний стержень – а внешние ограничения служат лишь логическим выводом, применением его главных принципов на практике.

В Ветхом Завете мы видим целую группу книг, говорящих о Премудрости, прежде всего это Притчи Соломона. Премудрость изображена у Соломона как царица, которая созывает людей на пир, чтобы преподать им свое учение – и речь, конечно, идет не просто о некоем наборе научных знаний, но о целой жизненной программе. Мудрость, приобретаемая прежде всего с наставлениями отца и матери (здесь, кстати, используется то же самое слово «тора») – это путь, по которому человек идет к Богу, и житейские практические советы оказываются тут неотделимы от важнейших духовных наставлений.