Человек подходит к аналою, по сути, за рецептом для решения некоторой жизненной проблемы. У аналоя этот рецепт ему дать, за редчайшим исключением, просто не могут, а куда еще обратиться – тоже не подсказывают. Конечно, сейчас выходит всё больше разной литературы, в том числе и на тему пьянства или семейной жизни, существуют и православные психологи, врачи, адвокаты, которые могут помочь собратьям по вере. Но как же их все-таки мало! Так что человеку скажут: что ж, будем молиться, смиряться, и Господь всё управит.
Вот и получается, что в Церковь человек приходит с ворохом проблем, ему сразу говорят о главном, но как конкретно решить эти проблемы, по-прежнему остается загадкой. И он либо идет в мир и начинает жить там по законам этого мира, как и любой неверующий, либо закрывается в собственной скорлупе и этот мир просто по возможности игнорирует. Оба решения не назовешь идеальными.
Зато идеальными легко можно назвать те разговоры, которые ведутся в православной среде на любую практическую тему. Начинается пост – и значит, СМИ сообщат нам про мясо-молоко-яйца-рыбу, а православная блогосфера в очередной раз будет горячо выяснять, можно ли есть черепокожих и действительно ли супругам совсем-совсем нельзя заниматься сексом, или возможны послабления. Разумеется, в конце будет сказано, что главное – не есть человеков, но это прозвучит уже в виде примечания.
Почему так? В тех разговорах о некоей идеальной ситуации для идеальных людей уже всё давным-давно сказано, аргументы взвешены, так что можно рассуждать безошибочно и безопасно. Но каждый из нас не идеален, и вопрос о поедании креветок в пост явно не входит в топ-десятку (и даже сотню) наших духовных проблем. В светских СМИ своя картина: наши «властители дискурса» любят порассуждать о Вере, Церкви, Русском Народе, Духовности и Нравственности. Когда потом узнаешь, как ведут они себя в обычной жизни, возникает порой вопрос: а что, собственно, они имели в виду под этими словами? Да видимо, не врали: просто говорили о некоем идеальном мире, как в свое время на собраниях рассуждали о коммунизме. А жили и живут все эти люди в мире реальном, устроенном совсем иначе.
Вот известный журналист Дмитрий Соколов-Митрич поступил иначе: написал честную статью «Технический христианин», основной смысл которой можно изложить так: «вообще христианство – это замечательно, но что-то как-то во мне его маловато». Эта статья вызвала серьезные отзывы, уже потому, что она излагает реальную проблему реального мира, актуальную для множества людей. Но отзывы сводятся в основном к повторению правильных фраз и цитат из Писания. Получается такой же диалог, как и в случае «муж пьет – читай акафист»: называется проблема – дается готовый, заведомо правильный ответ. Плюс наше вечное стремление к перебору терминов: какой христианин у нас воцерковленный, какой нет, какой «технический», а какой – «этнический». Сразу вспоминаются черепокожие и чухонское масло.
Чтобы проблему действительно решить, ее сначала нужно проанализировать. Почему пьет муж, почему Соколов-Митрич не живет как христианин значительную часть года? Просто потому, что слаб? Это универсальный, идеальный ответ – и потому он не работает. Мы, слабые и грешные, не забываем зубы чистить два раза в день, и множество других рутинных и скучных дел совершаем, так что если молимся от случая к случаю – значит, есть тут какая-то причина. Значит, не находит человек в христианстве чего-то настоящего, достаточно ценного для повседневной жизни. Почему не находит, что можно сделать, чтобы нашел? Вот тут нужно разбираться долго и подробно, и было бы здорово, если бы тот же Соколов-Митрич помог нам разобраться.
И высказывается в этих разговорах шокирующая, но реальная гипотеза: а может быть, всё дело в том, что мирянин в церковной жизни ничего не значит и ничего не решает? Вот он и не стремится к ней… Недавно был принят новый приходской устав. По прежнему уставу на каждом приходе всё решал церковный совет, который, в частности, приглашал к себе священника. Я не знаю в России приходов, жизнь которых проходила бы по этой модели. По новому уставу всё решает епископ и назначенный им настоятель, доколе епископ им доволен. И можно при этом сколько угодно говорить, например, о соборности.
Этот устав возвращает нас в мир реальный: такая модель у нас действительно сложилась, и надо признать, что большинство церковных людей с ней согласны. Во всяком случае, за новый устав приходские советы проголосовали; очень редко можно услышать голос протеста, и, как мы видим на примере о. Павла Адельгнейма, обычно такой голос не получает заметной поддержки.
Но надежда есть. Наше нынешнее положение совершенно не идеально – но мы хотя бы начинаем всерьез говорить о том, каково оно. Еще десяток лет назад за всеми разговорами о «возрождении духовности» просто не обращали внимания на реальность, не измеряемую числом открытых монастырей и храмов.