В поисках смысла (сборник)

Такому богословию, конечно, не выучишься на университетской скамье, по нему не защитишь диссертацию. Так что сегодня богословием у нас называется скорее «богослововедение». Литературоведы-пушкинисты не пишут новых стихов и повестей, как Пушкин, они изучают и систематизируют уже написанное, составляют биографии Пушкина, рассказывают о нем публике. Точно так же поступает и большинство современных богословов, действуя как раз в научной парадигме: писал ли такой-то автор такие-то слова, в каком смысле следует их понимать, как они соотносятся со словами других авторов – всё это вопросы для самого обычного гуманитарного исследования. Эти труды соответствуют необходимому в науке критерию фальсифицируемости: в принципе может быть доказана неистинность высказываний ученого. Например, если я утверждаю, что канонических Евангелий с самого начала было четыре, это утверждение может быть опровергнуто находкой какого-то древнего и авторитетного христианского документа (например, письма того же Св. Григория, или постановления какого-нибудь собора), в котором к известным нам текстам приравнивались бы «Евангелие от Петра» или «от Фомы». На сегодняшний день такого текста нет.

Но как может быть доказано или опровергнуто ключевое положение христианской веры, что Сын Божий умер за наши грехи и воскрес? Даже если будет стопроцентно доказано распятие и неожиданное возвращение к жизни Иисуса из Назарета, наука ничего не скажет нам о том, был ли Он Сыном Божьим и что означают эти события для нашей жизни в вечности – хотя бы потому, что сама эта вечность лежит за пределами научного знания. Равно как и Бог: биология изучает живое (био-), геология изучает земное (гео-), а вот богословие, теология, изучает вовсе не само божественное (тео-), а скорее представления людей о Нем.

Тогда чем же они отличается от религиоведения или той же культурологии? Очевидно, что богослов не просто констатирует факт: в этом трактате написано то-то и то-то, – но делает практические выводы. Написано так, и сие есть истина, а значит, жить нам следует так-то и так-то. И такое богословие, конечно, будет неизбежно зависеть от представлений автора о Боге, от его конфессиональной принадлежности. Можно не заводить двух или трех разных факультетов, потому что многие факты и теории будут общими для честных исследователей всех конфессий, но надо представлять себе, что полностью объективной и «конфессионально-стерильной» такая наука не будет никогда. Правда, примерно то же самое можно сказать и о философии, которую вычеркивать из списка научных дисциплин пока что никто не собирается.

Итак, стоит ли присваивать богословию статус официально признанной науки? Однозначного ответа на этот вопрос у меня нет, потому что всё зависит от того, как именно это сделать. Действительно, если курс православной (или любой другой) догматики заменит марксистский диалектический материализм, а история церкви – историю КПСС, то лучше не надо. Но такой подход не имел бы вообще никакого отношения к науке. Было точно так же неверно приравнивать к научным гипотезам вероучительные положения, выводить их из фактов и доказывать логически. И, наконец, совсем нелепо было бы навязывать принцип конфессиональности гуманитарным наукам. Ученый может быть православным или протестантом, и его взгляды будут неизбежно влиять на его работу, их необходимо будет учитывать при чтении его трудов. Но если мы попытаемся «ради чистоты веры» отгородить свою церковную науку от мирового научного сообщества, то она сразу перестанет быть и церковной, и наукой, превратится в сектантское начетничество.

Но если признание богословия наукой будет способствовать интеграции церковных ученых в единое научное пространство, это можно будет только приветствовать. В значительной степени сейчас так уже и происходит: недавно я был на защите кандидатской диссертации по богословию, которую, на мой взгляд, вполне можно было бы провести в ученом совете по истории (специальность – источниковедение) или даже по филологии. Содержание и оформление работы, характер дискуссии и всё остальное вполне отвечало требованиям академической науки… правда, тут можно начать рассуждать о том, в каком положении находится эта самая наука в России, но это уже отдельный разговор, и не самый радостный.