В поисках сокровищ Бонапарта. Русские клады французского императора

"Я дежурный и меня оставляют в Седлице (т. е. в старом господском доме) ожидать арьергарда. Я располагаюсь у подножия дерева, около бивуачного огня на большой дороге. Весь день передо мной зрелище отсталых солдат всех наций, всех родов оружия. Большинство побросали свои ружья: солдаты "старой" гвардии — исключение: они сохранили свои. Они образуют сжатую колонну от двенадцати до пятнадцати человек в ряд: они дефилируют с восьми утра до четырех, когда, наконец, появляется арьергард. Я тогда направляюсь к маршалу Виктору, за которым следуют казаки с пушкой.

Его светлость говорит мне, что в длинном овраге около Илии, где из-за широких болот были вынуждены переходить по плотине, господствовал такой же беспорядок, как и при Березинской переправе.

Герцог Беллунский с успехом пустил в дело два отряда, чтобы облегчить переход отставших.

Я перешел через мост, овраг, лес, тянувшийся на расстоянии трех миль (около 11 верст), занятый большим числом бивуаков отбившихся от армии солдат: в 7 часов вечера я прибыл в Молодечно, где в доме, похожем на настоящий замок, была устроена штаб-квартира императора. Большей частью я шел пешком: очень сильный холод".

Из этой записи следует, что Кастеллан, выйдя из старого господского дома на большую дорогу в 8 часов утра, ожидал маршала Виктора до 4-х часов дня, после чего перебрался через большой овраг по мосту и, прошагав 11–12 км пешком, через 3 часа прибыл в ставку. Значит, он ожидал арьергард на восточной стороне оврага. Скорее всего, и господский дом находился недалеко от него и тоже на восточной стороне. При этом Кастеллан не упоминает ни о каких повозках или фургонах с кассой, а только о толпах неорганизованных солдат и дефиле все еще сохраняющей бодрый вид гвардии. Следовательно, зарывать клад 3-го числа было просто некому, все более или менее ценное увезли отсюда раньше. Это подтверждают и строки из дневника офицера итальянской королевской гвардии Цезаря де Лотье.

"2 декабря. Мы сделали мучительный 12 часовой переход из Илии, нигде не отдыхали, боясь быть обойденными, и в 11 часов утра приходим в Молодечно. Этот переход довершил расстройство наших полков. Много способствовало этому, и медлительность движения, вызванная необходимостью эскортировать казну (армии) и раненых офицеров и генералов. Холод усилился; он утомляет наши расслабленные, плохо прикрытые, обессиленные, еще хуже того питаемые тела. Император осведомился о нашей действительной численности; он спрашивает, начали ли реорганизовывать полки? На забитых экипажами и возами дорогах стояла невообразимая толкотня. Всякий раз, когда лошади падали — мы страшно волновались, так как это и нам грозило падением. Видя все это, вице-король (Евгений Богарне) приостановил нашу колонну на полдороге, и написал императору обо всем, что здесь в овраге происходит. Но когда он заглянул в тыл, то еще больше понял всю громадность затруднений".

Как же все складно получается. Выходит, что тот переход, о котором пишет Цезарь де Лотье, был начат где-то накануне (1 декабря) в 11 часов вечера. То есть в 4–5 часов ночи они аккурат оказались в окрестностях Селищи. И именно в этот момент у них начались главные трудности. Они были столь непреодолимы, что Богарне пишет Наполеону письмо, искренне полагая, что император встанет с постели (посреди-то ночи) и примется растаскивать завал из сломанных повозок и павших от губительного мороза лошадей.

А Богарне ведь торопился, очень торопился. Если бы он застрял в селищенском овраге, то утром его относительно успешное продвижение вообще могло быть парализовано тысячными толпами отступавших пехотинцев. И тогда так тщательно охраняемые повозки с кассой могли быть запросто оторваны друг от друга, и из единого, компактного обоза образовались бы отдельные, слабо защищенные группки.

Ему следовало выбирать: либо единство и скорость его самого ценного на тот момент обоза, либо полная сохранность перевозимого им груза. Однако, сохранив его, он неизбежно терял скорость и вообще утрачивал какое-либо преимущество в движении. Полагаем, Евгений Богарне выбрал первое. Павших лошадей оттащили с дороги прочь, а оставшиеся бесхозными бочонки с золотом он приказал зарыть. Скорость движения — вот что было самое важное. Только это могло гарантировать спасение и их жизней, и хоть какого-то армейского имущества. Значит, вполне возможно, что именно здесь, вблизи господского дома, и было закопано содержимое одного или нескольких фургонов, оставшихся без лошадей.

Как же закапывали бочонки и, главное, где? Земля была промерзлая, завалена снегом, и специально долбить ее для устройства очередного клада было некогда. Скорее всего, безлошадные кассиры воспользовались одним из придорожных костров, оставленных беженцами. Под ним земля была прогрета, и выкопать метровой глубины яму было несложно. Становится понятным и то, о чем именно писал Богарне Наполеону. 7 и 8 ноября он писал нечто подобное из местечек Заселье и Уховой Слободы. Напомним отрывок из его письма начальнику штаба Бертье.