Макс то ли нарочно, то ли случайно прижимался горячим нагретым плечом к моему плечу, но эти прикосновения совсем не обжигали. Скорее, вызывали недоумение. Я не могла взять в толк, с чего это Марвин с утра решил вдруг проявить активность. Накануне вечером, когда мы организовали привал и разожгли костер, я ловила на себе его взгляды. Но тогда списала все на опьянение, а теперь же поняла, что Максим на самом деле со мной заигрывал.
Я не знала, как реагировать на подкаты Марвина. Внимание красивого парня приводило меня в смятение. Я не представляла, как правильно себя вести. Поэтому помимо воли издавала странные глупые смешки.
Максим болтал без умолку, зазывая меня прогуляться перед обедом, а Лялин и Лиля отправились готовить суп. До нас доносились их голоса. Лиля хихикала и постоянно задевала Лялю. Я слушала Марвина вполуха и при этом растерянным взглядом следила за ржавой вышкой. Вернее, за тем, что на ней происходило. Вот Лев, оторвавшись от доски, взметнулся в воздух и без брызг вошел в воду.
– Это было красиво, – сказал Макс, тоже проследив за Львом. Он буквально озвучил мои мысли.
– Ага, – задумчиво согласилась я.
Марвин заглянул мне в глаза.
– Он это для тебя делает.
– Для меня?
– Ага. Выпендривается. Стахович – выпендрежник.
– А ты? – усмехнулась я.
– А я – еще больший выпендрежник, – расслабленно рассмеялся Макс. – Мы друг друга стоим. Оттого и дружим с детства.
– Понятно, – с улыбкой отозвалась я.
– Когда мы были совсем мелкими, то расписались на бумаге кровью, дав обещание, что наша дружба – вечная.
– Дураки.
– А вот чего ты с этим Лялиным связалась…
– А мы тоже друг друга стоим, – повернулась я к Марвину и посмотрела ему в глаза.
– Понял, – кивнул Максим. – Вопросов больше не имею.
Лев долго плавал. Время от времени из воды показывалась его темноволосая макушка. Выйдя наконец на берег, Стахович тяжело упал на песок рядом с нами и раскинул руки в стороны.
– Ты псих, – сказала я.
Стахович, тяжело дыша, приподнял голову и, щурясь, с любопытством посмотрел на меня.
– Почему?
– Потому что там висит запрещающий знак. Под водой наверняка груда сгнившего железа. Просто так на эту конструкцию предупреждение бы не налепили. Ты мог убиться.
– А тебе какая разница? – вдруг грубо спросил Лев. – Ты бы переживала?
– Что за дурацкие вопросы? – возмутилась я. – Конечно, переживала бы.
– За меня?
– Да за любого из вас!
Лев усмехнулся и снова положил голову на песок. Тогда я поняла, что он не собирается дальше вести со мной диалог. Но мое возмущение уже было не остановить.
– Из-за этого я и не люблю людей. Потому что мы все эгоисты и думаем только о себе. Покалечился бы ты… И кому от этого стало бы плохо? Думаешь, только тебе?
– Тебе, что ли? – буркнул Лев. Он совершенно точно злился на меня по-настоящему. Впервые за все время нашей пусть недавно зародившейся, но все-таки дружбы.
– О родителях бы подумал, о сестре, – обескураженная его тоном, пробормотала я.
Марвин тоже примолк и теперь ковырял ногой песок.
Лиля заливисто хохотала в стороне. А потом закричала:
– Ребята-а! Суп почти готов! Только Ляля его страшно пересолил. Влюбился, наверное!
Я обернулась на ее голос. Непривычно смущенный Ляля дул на ложку с супом, а затем попробовал его и недовольно поморщился.
После обеда с посудой мне вызвался помогать опять-таки Марвин. Лев разбирал нашу горемычную палатку, а Лиля с Лялей учесали вглубь леса, чтобы набрать ягод в дорогу.
Поначалу мы с Максимом мыли посуду молча. Вокруг шумели камыши и поскрипывала осока. Речка ослепительно сверкала на солнце.
– Наверное, ты считаешь меня избалованным и самовлюбленным индюком? – спросил вдруг Максим, принимая из моих рук алюминиевую чашку и протирая ее ярким полотенцем.
– А разве это не так? – заглянула я Марвину в глаза. Они у него были светлыми, небесно-голубыми. И в эту минуту самодовольно и азартно сияли.
Макс немного помолчал, а затем улыбнулся белозубой улыбкой.
– Это так. Но что плохого в том, что человек знает себе цену?
– Главное, чтоб он и про цену другим не забывал, – сказала я, звякнув ложками.
– Но ты ведь меня совсем не знаешь, – продолжал улыбаться Макс. – И я не думал, что ты такая зануда, Сима.
Волосы лезли в глаза, но я не могла их убрать, потому что руки были в пене. После того как я пару раз неудачно сдула прядь со лба, Максим протянул к моему лицу руку и сам осторожно заправил за ухо волосы.
– Какая есть, – смущенно буркнула я. – Зачем ты цепляешь Илью?
– Лялю-то? Никто его не цепляет. Он сам ко всем липнет как репей. А ты… Вроде как его мамочка?
– Ага. Папочка. Пусть мы с ним нередко ссоримся, но Ляля – мой друг. И, пожалуй, самый близкий в жизни человек.
– Ого, – обескураженно произнес Марвин. – Извини, не знал, что у вас все так серьезно. На свадьбу пригласите?
Я снова сердито посмотрела на Макса, но тот ничуть не смутился. Только шире заулыбался, а затем нагло мне подмигнул. Я не сдержалась и тоже улыбнулась в ответ. А потом зачем-то провела ладонью в мыльной пене по его щеке. Потом по другой… Для симметрии. Получилось что-то вроде бороды Деда Мороза. Я снова рассмеялась, и Марвин – тоже.