Верный своим старым привычкам, Дерек всегда носил одежду с длинным рукавом и завязками на манжетах, и очень тщательно следил за тем, чтобы не оголять запястья. Райтэн, в целом, прекрасно себе представлял, что именно так старательно прячет друг, и никогда не проявлял досужего любопытства. Сегодня Дерек впервые забылся и привычным жестом закатал рукава, выполняя привычную работу по организации костра, и Райтэн впервые мог рассмотреть, как выглядят те самые ньонские татуировки. Ему раньше не приходилось видеть их вживую — только слышать да картинки разглядывать, поэтому любопытство это было вполне объяснимо.
— Ну вот, теперь дело пойдёт на лад, — между тем, довольно резюмировал Дерек, подкладывая во вполне себе разгоревшийся костёр подготовленные дрова потолще.
Пламя охотно лизнуло предложенные надрезы, в которых скрывалась сухая древесина; влажная кора послушно дымила, высыхая под жаром воспрянувшего огня.
— Можно сушиться, — удовлетворённо кивнул Дерек и протянул над костром руки; тут взгляд его наткнулся на татуировки, и он машинальным жестом одёрнул рукава рубашки, закрывая запястья; бросил было взгляд на спутника, отвернулся и мучительно покраснел.
Райтэн легонько вздохнул, придвинулся к костру ближе, тоже протягивая руки посушить, и непринуждённым тоном заметил:
— Это, конечно, вообще не моё дело, но на твоём месте я бы зашёл к мастеру наколок.
— Зачем это? — хмуро огрызнулся Дерек, дёргая плечом.
— Затем, — закатил глаза Райтэн, — чтобы нанести какой-нибудь узор поверх имени.
Дерек резко повернулся к нему; пронзил его острым взглядом и надломленным тоном повторил:
— Зачем это?
— Мозги, Дер, — постучал себя по виску Райтэн и, обустраиваясь у костра удобнее, принялся непринуждённо размышлять: — Оно конечно, в Анджелии ты никого такими украшениями не удивишь, да и читать по-ньонски не каждый умеет. Но, понимаешь ли, — повертел он в воздухе рукой, — одно дело, когда на человеке написано, что он принадлежит некоему Эрхину Лысому. Что ещё за Эрхин, вот уж невидаль! — всплеснул он руками. — И совсем другое дело, Дер, — вернулся он к серьёзному тону, — когда у кого-то на руке значится имя Грэхарда из рода Раннидов. Заметная, знаешь ли, фигура! — подхватив одну из подготовленных палок, повертел ею в воздухе Райтэн и развил свою мысль. — Люди, они, понимаешь ли, Дер, разные бывают. Зачем вводить в искушение? А ну как кто захочет проинформировать… некоего Грэхарда… что тут по Анджелии шляется человек с такими интересными татуировкам. Владыка Ньона слывёт человеком грозным; глядишь, и отплатит золотом за эту информацию.
Подкинув в костёр пару веток, Дерек кивнул и мрачно подтвердил:
— Да, ты прав. Я… не подумал об этом, — покосился он на свои запястья.
Они оба замолчали. Уютно трещал костёр, иногда стреляя искрами. Одежда начинала просушиваться, возвращая ощущение комфорта.
Наверно, с четверть часа они молча сушились, отвлекаясь лишь на то, чтобы подготовить и бросить в пламя новые ветки. Потом Дерек вдруг сказал, глядя куда-то в пламя:
— Он не был хозяином. Он был другом.
Райтэн понятливо промолчал. У него возникало всё больше вопросов, но он счёл нетактичным их озвучивать. Хотя по жизни он отличался некоторой бесцеремонностью, текущая тема немало его смущала. В Анджелии рабство было вне закона, и ньонское варварство в этом вопросе повсеместно порицалось, поэтому тема эта казалась Райтэну и сама по себе стыдной; что уж говорить, что она имела к Дереку столь прямое отношение! Спрашивать или даже просто говорить об этом в его присутствии казалось чудовищным; поэтому он оставил все свои вопросы, соображения и догадки при себе.
Лишь ещё спустя четверть часа тишины заметил:
— А знаешь, у меня, кажется, появился новый страх.
Дерек поднял на него вопрошающий взгляд.
Райтэн пошевелил одной из палок алые угли, едва заметно усмехнулся и отметил:
— Не хотел бы я, чтобы когда-нибудь на вопрос о том, кто такой Райтэн Тогнар, ты таким вот тоном ответил: «Он был моим другом».
С минуту Дерек смотрел на него с большим удивлением; затем усмехнулся краешком губ и заверил:
— Тебе это не грозит, Тэн. Ты всегда будешь моим другом.
Они похмыкали своей чрезмерной сентиментальности и принялись собираться в путь.
…вечером Дерек долго смотрел на свои запястья, вчитываясь снова и снова в столь знакомое и когда-то столь родное имя. Он пытался вообразить перед своим внутренним взором Грэхарда — и у него неизменно получалась какая-то мрачная громада, в которой можно было выделить сложенные на груди мускулистые руки, нахмуренные густые брови и… и всё. Черты лица упорно ускользали из памяти, и даже тон голоса припомнить оказывалось сложно…
— Старина Грэхард… — одними губами произнёс Дерек, водя пальцами по вытатуированным буквам.
Не прошло ещё и двух лет со дня его побега; но с удивлением он осознавал, что эти два неполные года почти вытеснили из него память о предыдущих пятнадцати. Он словно никогда и не бывал в Ньоне; или это был вообще не он; или это было целую вечность назад.