В поисках советского золота

Когда мы добрались до пересадочной станции транссибирской магистрали, нам сказали, что поезд на Новосибирск придется ждать до десяти утра. Единственное место, где мы, все так же в мокрой одежде, смогли пристроиться на ночь, была скамейка на платформе железнодорожной станции, открытая всем ветрам. Помимо прочих неудобств, ночью сильно похолодало.

На платформе толпились мужчины, женщины и дети, включая немалое количество весьма оборванных сосланных кулаков, которых перевозили из одного места в другое. Внезапно все заволновались; мы поднялись и увидели, что полиция старательно освобождает платформу, отгоняя людей от железнодорожного полотна на пустырь за станцией.

По графику, должен был проехать на восток экспресс с туристами, и людей решили убрать за пределы видимости. Мы с женой к тому времени были настолько утомлены и помяты, что полиция пыталась прихватить и нас, не подозревая, что мы иностранцы. Но я вспылил, и они сразу поняли, что мы не русские, и оставили нас на скамейке.

С помощью полиции мы добились места в поезде, идущем в Новосибирск, и прибыли туда в десять вечера. Мы наняли коляску, доехали с багажом до главной гостиницы в городе, и можно себе представить, какими усталыми. Портье принял нас холодно и сообщил, что не может предоставить нам комнату, пока не сходим в баню и не получим справку, таковы правила, поскольку в области эпидемия тифа. Мы спросили, где расположена баня, и узнали, что она откроется только на следующее утро, в восемь часов. Я вышел из себя.

— Если мы не можем попасть в баню сегодня, и комнату получить не можем, пока не сходим в баню, что же мы, по-вашему, тем временем должны делать? — спросил я портье.

Тот пожал плечами.

— Такое постановление, гражданин, — ответил он.

Оставив измученную жену сидеть в холле отеля, я отправился искать полицейский участок, там объяснил, кто я и в чем затруднение. Они позвонили в гостиницу и уверили меня, что получу комнату сразу.

Я вернулся повеселевшим, зарегистрировался, добавив, что сейчас подойдет зарегистрироваться моя жена. Портье запротестовал:

— Ваша жена не может получить комнату; место на одного. Здесь нет специальных номеров для женщин.

Я чувствовал такую усталость и отвращение, что не стал возвращаться к дружелюбному полицейскому за помощью, и, наконец, нам дали сидеть в холле в мокрой одежде, уже третью ночь подряд.

В восемь утра, урвав несколько часов сна, несмотря на неудобство, мы сдали багаж в камеру хранения и отправились в баню, выполнять постановление. Мы были приятно удивлены: баня была чистая, содержалась в порядке, нам подготовили ванны и продезинфицировали нашу одежду в паровой комнате. Затем мы вернулись в гостиницу, торжествующе предъявили справки, и зарегистрировались. Портье выбрал ключ и проводил нас в комнату. Открыв дверь и сделав шаг вперед, мы оба сразу выскочили в коридор. То была самая грязная комната, что я видел за десять лет в России. Мы стояли, чистые, дезинфицированные, просидевшие три ночи подряд, и никто не позаботился вымыть и продезинфицировать гостиничный номер, ради которого постояльцы должны предъявлять справки о чистоте.

С 1935 года русские железные дороги хорошо разрекламированы за границей, благодаря улучшениям, которые произвел Лев Каганович, бывший народным комиссаром путей сообщения в течение двух лет. Улучшения в отправке грузов действительно произошли; объем перевозок вырос. Экспрессы на основных железнодорожных линиях, кажется, ездят несколько точнее по расписанию.

Но с сожалением должен отметить, что не встречал особого улучшения в регионах, где я в основном путешествовал. Железные дороги и пароходные линии так и не организовали движение с учетом удобства для пассажиров. Следует иметь в виду, что мне, как иностранцу, полиция и железнодорожные служащие охотнее оказывали помощь, чем русскому в том же положении.

И я всегда ездил по делам, которые правительство считало важными. Если у меня были трудности, можно представить, с чем приходилось мириться простому русскому путешественнику. Мне рассказывали случаи, когда довольно значительные люди вынуждены были ждать на какой-то железнодорожной станции двадцать один день, не меньше, чтобы получить билеты для поездки в командировку. Совершенно очевидно, как такие условия влияли на дела в государстве (а других дел, кроме государственных, в Советской России нет).

Я надеялся на улучшения, отправляясь несколько раз в дальние поездки в 1937 году, но напрасно. Билеты всегда были распроданы, как и раньше, и по-прежнему нельзя было заранее узнать, будут ли билеты; так что занятым людям приходилось иногда ждать весь день на вокзале, только чтобы узнать, смогут ли они отправиться в срочную командировку.