Читаем В поисках советского золота полностью

Кроме того, мы были в привилегированном положении с самого начала, а с введением карточек и закрытых магазинов система государственного покровительства установилась еще прочнее, чем раньше. Система работала еще и на воспитание преданности коммунистическому режиму. Те, кто пользовались преимуществами, а сюда входили рабочие, у которых все-таки больше возможностей собираться и переговариваться, получали доступ к лучшей еде и одежде, чем разрозненные группы. Оглядываясь и видя, что они в лучшем положении, чем другие, рабочие чувствовали заинтересованность в сохранении статус-кво.

В конце 1930 года наш трест «Главзолото» был объединен с трестами «Главмедь» и «Главсвинец» в громадный трест «Главцветмет» (цветных металлов). Хотя я не сразу это понял, такой ход принес мне множество хлопот. Состояние медных и свинцовых рудников очень беспокоило власти, поэтому они поручили Серебровскому заняться ими в дополнение к золоту и посмотреть, что можно сделать.

Москва вкладывала большие суммы в медные и свинцовые рудники; ввозили лучшее современное оборудование, нанимали за границей всяческих экспертов. Однако производственные результаты были несоизмеримы с громадным количеством затраченных денег и энергии. Даже с учетом того, что шахтерами становились неопытные крестьяне, и многими рудниками управляли неоперившиеся инженеры, окончившие краткосрочные курсы, результаты все равно были ужасающие.

Наш трест «Главзолото», теоретически подчиняющийся народному комиссариату тяжелой промышленности, фактически находился в автономном положении, благодаря личному влиянию Серебровского в Кремле и его близким отношениям с Орджоникидзе.

Но медными и свинцовыми рудниками управляли ведущие коммунистические лидеры на Урале, в частности, Юрий Пятаков, заместитель наркома тяжелой промышленности, тоже старый большевик, как и Серебровский.

Я уже неплохо познакомился с некоторыми русскими к тому времени, и узнавал ходящие вокруг слухи, мне было известно, что между Серебровским и Пятаковым имеются трения. Мой начальник был резок на язык и не щадил ничьих чувств, когда желал что-то сказать, хотя обычно вел себя спокойно. Собственно, в «Главзолоте» ходила поговорка, что Серебровский кричит и бранится только с теми, кто ему по душе; если он всегда вежлив, это знак, что вы ему не нравитесь.

Но он не скрывал, что Пятакова недолюбливает. Говорят, он публично заявлял, и даже не раз, что не верит в административные способности Пятакова. Таким образом, передать медные и свинцовые рудники Серебровскому было пощечиной Пятакову. Тогда мне все это казалось неважным, но позже оказалось тесно связанным с наиболее драматическим и самым печальным моим опытом в России.

Особенно плохо дело обстояло, как сообщалось, на медных рудниках Уральского региона, в то время наиболее перспективной добывающей области в России, благодаря чему сюда и поступала львиная доля производственных фондов. Американских горных инженеров нанимали десятками для работы здесь, а также сотни американских горных техников, с целью обучения работе на рудниках и обогатительных фабриках.

При каждом большом медном руднике на Урале состояло четверо-пятеро американских горных инженеров, не считая американских металлургов.

Эти люди были тщательно подобраны; у них были прекрасные рекомендации в Соединенных Штатах. Но с очень редким исключением они добились очень слабых результатов в России и разочаровали всех. Когда Серебровскому передали контроль над медными и свинцовыми рудниками, наряду с золотыми, он стремился узнать, почему зарубежные эксперты не обеспечивают нужной выработки, и в январе 1931 года послал меня, вместе с американским металлургом и русским политработником, исследовать условия на уральских рудниках, с тем, чтобы определить, что не так и как исправить положение.

Нам не пришлось долго изучать условия; они были, с точки зрения инженера, хуже некуда. Имейте в виду, что к тому времени я проработал на русских рудниках почти три года, и знал, чего ожидать. Но я работал почти беспрерывно на золотых рудниках, под управлением одного нашего треста, и был как громом поражен, увидев куда худшие условия на медных и свинцовых рудниках.

Мы обнаружили, прежде всего, что американские инженеры и металлурги не получали совершенно никакой помощи; не было сделано попытки обеспечить их квалифицированными переводчиками, а в некоторых местах они вообще никак не могли общаться с русскими инженерами и управляющими. Большинство старалось заработать свое жалованье и приносить пользу; они обследовали месторождения, куда их направили, и предложили рекомендации по эксплуатации, которые немедленно помогли бы, будь они применены.

Но рекомендации либо так и не перевели на русский, либо положили под сукно и больше не доставали.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное