В поисках своего лица

«они переменят взгляды и по другим пунктам своего вероучения, если усмотрят в Священном Писании достаточно вескую для этого причину»

( Ревью энд Геральд, 7 февраля 1856 г., с. 149).

Символы веры: избегать жесткости

Первые адвентисты не только считали изменчивой истину для настоящего времени, они еще и не жаловали так называемые символы веры или точно сформулированные доктрины, которые якобы ни в коем случае нельзя менять. Их вера в возможность дальнейшего развития истины для настоящего времени привела Джеймса Уайта и других ранних адвентистов, в общем–то, к отрицанию символов веры как таковых. В конце концов, не потому ли многие уверовавшие во Второе пришествие христиане были изгнаны в середине 1840–х годов из прежних своих церквей, что открыли для себя в Библии новые истины и отказались хранить молчание по поводу своих открытий? Основываясь на своем прежнем опыте, первые адвентисты седьмого дня считали, что их единственным символом веры должна быть Библия.

В 1861 году, во время съезда, на котором субботствующие адвентисты организовали свою первую конференцию, Джон Лафборо четко обрисовал проблему, которую ранние адвентисты видели в символах веры. По словам Лафборо,

«первый шаг к отступничеству — когда мы сформулируем символ веры, в котором говорится, во что мы должны верить. Второй — когда мы сделаем этот символ веры критерием, чтобы определять, кто нам брат, а кто нет. Третий — когда мы начнем судить по этому символу веры членов Церкви. Четвертый — когда мы объявим еретиками тех, кто не верит в этот символ. И пятый — когда начнем преследовать таковых»

(Ре въю энд Геральд,

8 октября 1861 г., с. 148).

Затем взял слово Джеймс Уайт. Он отметил, что «сформулировать символ веры значит огородить себя столбами и преградить себе путь для всякого продвижения в будущем». Он высказался в пользу того, чтобы и впредь следовать за Святым Духом, открывающим новые истины, и посетовал, что некоторые люди своими символами веры

«как бы отметили для Всемогущего путь, по которому Он должен идти. Они как бы говорят, что Господь не должен выходить за рамки того, что уже было отмечено в символе веры…».

«Библия, — заключает он, — вот наш символ веры. Мы отвергаем все, что облечено в форму человеческого символа веры».

Он хотел, чтобы адвентисты оставались восприимчивыми ко всему, что «время от времени» может открывать им Господь (там же).

В результате последующей оживленной дискуссии делегаты съезда единогласно проголосовали за то, чтобы вместо символа веры принять так называемый «церковный завет». В этом завете были такие слова:

«Мы, нижеподписавшиеся, сим документом заявляем о своем объединении в одну Церковь, принимаем имя адвентистов седьмого дня и обязуемся соблюдать заповеди Божьи и веру Иисуса Христа»

( там же

).

Составители столь немногословного документа, отражающего основные убеждения верующих, намеренно избегали языка, которым отличаются непоколебимые символы веры. В то же время они стремились показать, во что именно верует новообразованная Церковь, как ее членам, так и внешним.

На протяжении всей своей полуторавековой истории адвентисты противятся искушению сформулировать неизменный символ веры, но с течением времени они все–таки выработали свои «основные доктрины». С момента образования в 1861 году первой конференции и до конца двадцатого века Церковь адвентистов седьмого дня разработала всего–навсего три более или менее официальных декларативных документа, где было пункт за пунктом изложено церковное вероучение, причем только один из них был принят голосованием на съезде Генеральной Конференции. Первым документом была декларация о вере Урии Смита от 1872 года, вторым — изложение церковного вероучения от 1931 года и третьим — изложение основных библейских доктрин, принятое на съезде Генеральной Конференции в 1980 году.