— То, что вы оказались во власти мошенника и негодяя, — разгорячился Прохоров. — Помните вечер у Горянина? Там этот Чемизов в первый раз показал свое страшное искусство, а потом применил его к вам. Когда мы подстерегли его, он усыпил вас и заставил дать ему дарственную на ваше имение. Счастье, что я случайно встретил его здесь и вызвал Бориса Романовича.
Дьякова широко раскрыла глаза, и ее лицо побледнело.
— Да, да! Я теперь вспоминаю… Едва мы уехали из Петербурга, как я перестала быть самой собой, стала автоматом. Мне всегда казалось, что я живу в полусне. Я ожидала Григория Владимировича, но, когда он приходил, чувствовала не радость, а какой-то странный испуг. О да, да! Теперь я знаю… Как я вам благодарна, дорогой Сергей Филиппович! Вы меня спасли!
Прохоров поцеловал ее руку и поспешно отошел в сторону, потому что не мог скрыть волнение.
Дьякова обратилась к Переверзеву:
— Доктор, скажите: это очень опасно для моего здоровья?
— Пустяки, — успокоил он, поправляя очки. — Вам необходимо теперь отдохнуть, развлечься, а затем вы совершенно освободитесь от его влияния. Понятно, сейчас нервы у вас расстроены. Я пропишу вам бром.
— А я попрошу вас, Елена Семеновна, — сказал Патмосов, вставая, — чтобы вы к завтрашнему дню привели свои дела в порядок и сообщили мне. Нет ли у вас каких-нибудь поручений в Петербург?
— А что?
— Мой друг Семен Сергеевич Пафнутьев едет туда сегодня.
Дьякова покраснела.
— Сергей Филиппович, — громко сказала она. Прохоров быстро обернулся. — Доктор советует мне уехать и рассеяться. Может быть, вы согласитесь сопровождать меня?
— Мы поедем в Крым, — предложил Прохоров, и его лицо осветилось.
— В Крым, в Крым! Если вы будете добры, — обратилась Елена Семеновна к Пафнутьеву, — то посетите Горяниных и сообщите им, что мы, я и Сергей Филиппович, едем в Крым.
Прохоров взял руку Дьяковой и приник к ней губами. Патмосов переглянулся с доктором и Пафнутьевым. Они встали и, простившись с Дьяковой, перешли в номер Пафнутьева.
— Кажется, нам там делать нечего, — с улыбкою сказал доктор.
— Да. Это — последняя глава романа, — констатировал Борис Романович. — Ну, пропишите рецепт. Но, мне кажется, она успокоится и без брома.
— Все сделали? — обратился Борис Романович к будущему зятю. — Собирайся, дружок, и кати в Питер. Завтра утром ты будешь уже там, в десять часов можешь будить Семечкина. Варшавский поезд, кажется, в двенадцать. Сейчас поедете в Лугу, в четыре часа будете там, в шесть ты будешь уже знать все, и в семь часов завтра я должен иметь от тебя телеграмму. Понял?
— Слушаю, — сказал Пафнутьев. — А к Кате заехать можно?
— Это уже после, когда пошлешь мне телеграмму и все сделаешь.
— А ты скоро?
— Не знаю. Меня не ждите. Я отсюда уеду, но не в Петербург.
— Искать поедешь?
— Может быть, ты и угадал.
XXIV
ОДНО ДЕЛО КОНЧЕНО
На другой день Прохоров пригласил Патмосова к Елене Семеновне, чтобы получить обещанный ею список вещей.
Дьякова встретила их радостным приветствием.
— Рушатся страшные чары Чемизова. Вот! — она протянула лист бумаги, исписанной мелким почерком. — Тридцать тысяч рублей и эти вещи.
— Отлично, — сказал Патмосов, пряча бумагу в карман. — Сегодня я буду иметь с ним объяснение.
— Когда вы должны получить телеграмму? — спросил Прохоров.
— Полагаю — часов в семь или восемь.
— И тогда?
— Я отпущу его на все четыре стороны и сам тотчас уеду.
— А мы завтра с севастопольским, — улыбаясь, сказал Прохоров.
— Счастливого вам пути! — простился Патмосов и поехал в "Китай-город".
Чемизов мрачный и угрюмый лежал на диване и при входе Патмосова даже не приподнялся, а прямо спросил:
— Ну, когда я буду выпущен?
— Если вы не наврали, то, вероятно, сегодня вечером. А теперь займемся делом. Оказывается, с вас причитается шестьдесят тысяч рублей. Потрудитесь вернуть их.
— Девятнадцать тысяч, как мы условились, — и Чемизов быстро сел на диване.
— Не согласен! Шестьдесят тысяч, и ни гроша меньше. У вас на текущем счету девяносто пять тысяч; из них тридцать тысяч Коровиной и тридцать Дьяковой, остальные вы где-нибудь наворовали, часть же, вероятно, получили за заложенные вещи.
— Это вас не касается.
— Меня касаются только шестьдесят тысяч. Вы должны отдать их. Не хотите — ваше дело. Местопребывание Коровиной известно, тайны у вас нет никакой, и в случае вашего несогласия я сейчас же позову полицию, вас препроводят в участок, а оттуда обычным порядком — в Петербург.
— Это будет подлостью.
— Подлостью? — Патмосов покачал головою. — Ну, такие люди, как вы, никогда не должны произносить это слово… ни слово «честность», ни слово «подлость». Итак, шестьдесят тысяч — вот мое решение. А сейчас отберемте с вами квитанции и вещи. — Патмосов стал читать список вещей Дьяковой, отбирая квитанции, и, захватив три футляра, заметил: — Странное дело! Сколько у вас еще вещей незаложенных. Откуда они?
— Это — мое дело.
— Верно, верно! Ну, так я беру эти три вещи, эти квитанции, дарственную, а затем попрошу вас написать чек на шестьдесят тысяч рублей. Именной чек напишите: "Борису Романовичу Патмосову".