В поисках убийцы

— Так! — сказал он. — Приехал, значит, девятого октября, а в конце ноября она стала хворать. После двадцать пятого она совсем слегла, и первого декабря он увез ее, а пятого — и сам уехал. Вот данные.

— Совершенно верно! — в один голос сказали Чухарев и Август Семенович.

— Отлично! — отбрасывая нож и беря папироску, произнес начальник. — Теперь это ясно.

На этот раз и помощник, и Чухарев промолчали.

— Ясно, что он ее отравил, а потом убил, — медленно проговорил начальник.

— Но он ее вывез из номеров, — сказал помощник.

— Вывез и убил, — ответил начальник.

— Где же?

— Вот и надо искать, — не смущаясь, ответил начальник. — Главное у нас есть: приметы и паспорт. Ну-с, а какие ответы по телеграфу?

— Только что получил, — помощник вышел и вернулся с пачкой телеграмм. — Вот что нам сообщают, — и он начал докладывать, по очереди кладя телеграмму за телеграммой на стол перед начальником. — «Москва. В начале сентября, до третьего числа, приехал Кругликов и остановился в „Лоскутной“ гостинице, а восьмого октября выехал, дав выписку на Красноярск. Десятого сентября приехала Коровина, остановилась в „Большой Московской“ гостинице. Уехала восьмого сентября, дав отметку в Тамбов».

— Отлично! — сказал начальник, проглядывая телеграммы. — Дальше!

— «Саратов. Кругликов приехал в июле, остановился в „Северной“ гостинице, уехал первого сентября, отметился в Кишиневе». О Коровиной все то же, что вчера этот Семечкин говорил. Выехала седьмого сентября.

— Так!

— Далее! «Курск. Мещанин Кругликов, Антон Степанович, значится тридцати пяти лет, домовладелец. Занимается кондитерским ремеслом. Ни в чем замешан не был. В городе живет безотлучно».

Начальник усиленно закивал, и его лицо прояснилось.

— Остальные из Одессы, Киева, Харькова, Варшавы и других городов. Везде: «Нет». Кругликова не знают.

Начальник опять кивнул головой и затем произнес:

— Ясно: паспорт подложный. Мы имеем дело с хитрым мошенником. Надо обличить теперь его настоящее имя. Да. Вы можете идти, — сказал начальник Чухареву. — В свое время вам будет указано, что делать.

Сыщик низко поклонился и вышел.

Тогда начальник сыскной полиции продолжал:

— А вы, Август Семенович, пригласите к нам Семечкина и покажите ему наши альбомы. Как знать? Может, среди них и окажется этот Кругликов. А я подумаю, что предпринять дальше. Пока оставьте меня!

Август Семенович вышел.

Между тем Чухарев прошел в общую комнату.

— Ну, что? — спросил его Калмыков.

— А ничего! Начальник сначала обрадовался, что у этого Кругликова паспорт есть, а потом обрадовался, когда последний оказался подложным. Вот те и паспорт!

— Да ну? Как же он?

— Ах ты, дурья голова! Да кто же это знает, кроме него самого? Вот и ищи!

— Нет, брат, я откажусь. Одна мечта! — решительно сказал Калмыков, тряхнув головой.

На другой день утром в сыскное отделение снова приехал Семечкин.

— Нашли его? — спросил он помощника.

— Ищем, ищем, уважаемый, — ответил Август Семенович, — а вас пригласили на помощь.

— Все, что угодно.

— А поищите его, может, и найдете. Я вас устрою в кабинете и пришлю вам альбомы жуликов, разбойников и прочего народа, а вы пересмотрите их.

— Да разве я вам не все сказал? Я думаю, у вас без прописки не проживешь.

— Так‑то оно так, да если у него паспорт‑то поддельный?!

Семечкин даже разинул рот. Как российский обыватель, он верил в силу и неприкосновенность паспорта настолько, что не мог допустить возможность его подделки.

— То‑то и есть! — продолжал помощник. — Убийца — негодяй опасный; это теперь ясно. Мы навели в Курске справку. Есть Кругликов, живет безвыездно и кондитерством занимается. Вот-с поэтому и пригласили вас. Поищите!

— Что же, я с удовольствием, — сказал Семечкин. — Куда прикажете?

Помощник позвонил чиновнику, а тот провел Семечкина в отдельный кабинет, где на столе грудой было положено с десяток громадных альбомов. Собственно, это были переплетенные листы картона с наклеенными на них фотографическими карточками, по восьми карточек на листе.

Для физиономиста и наблюдателя эти карточки в альбомах — в некотором роде драгоценность. Здесь собраны так называемые преступные натуры. Всякий, кто попал в сыскное отделение, сфотографирован, измерен, записан, и в галерее портретов изображены лица страшных злодеев, воров и воровок, убийц, поджигателей, фальшивомонетчиков, бродяг и нищих. Тут и молодые, и старые, и подростки, мужчины, женщины.

Семечкин просматривал лист за листом, так что у него даже зарябило в глазах, и наконец закрыл последний альбом. Кругликова не было.

Семечкин закурил папиросу и задумался. Вспомнилась ему Настасья Петровна — высокая, стройная, широкая в плечах, с открытым, ясным лицом, которое от улыбки делалось краше весеннего солнца, и тут же — обезображенное, без носа на отрезанной голове. Семечкин вздрогнул. Да ведь это мог сделать только зверь, человек-чудовище.

«Ах, Настя, Настя!» — сокрушенно подумал Семечкин и, почувствовав на щеке слезу, быстро вытер лицо.

Чего бы не дал он, чтобы найти убийцу, а здесь, кажется, надежды были плохи. По паспорту уследят, а нет паспорта — и всякий след простыл.

В кабинет вошел чиновник.