– Немножко, – отозвалась Светка слабым голосом. – А ты иди, Ал, иди поужинай. Что же ты будешь голодная весь вечер?
– Да не хочу я есть! С тобой посижу, если вдруг чего…
– Иди! – За спиной у Катерины Петровны Светка скроила угрожающую физиономию.
«Иди немедленно, а то она догадается», – без труда читалось на Светкином лице.
– Конечно, Алла Викторовна, я уж и на стол там накрыла! Идите покушайте, а мы тут со Светланой Михайловной…
Убедившись, что сопротивление бессмысленно, я молча поплелась в ванну. Душ, подготовка лица к макияжу, укладка волос – наступит ли то благословенное время, когда я наконец-то смогу отдохнуть от этих процедур? На безымянном пальце левой руки ободрался лак – срочно перекрасить!.. Да, и что бы надеть? Что-то неброское, а то Светка, не ровен час, решит, что я намереваюсь увести ее драгоценнейшего Кирилла. Странное слово «увести» – Кирилл же не лошадь…
Под напряженным Светкиным взглядом я извлекла из шкафа черный трикотажный джемпер, прямую оранжевую юбку и черные босоножки без каблука и в таком неказистом виде отправилась ужинать.
Кирилл дожидался нас в столовой.
– Света не придет, она заболела, – сказала я, усаживаясь напротив.
– Что с ней?
– Ничего страшного. Перегрелась на солнце… Да она скоро поправится, вы не волнуйтесь. – Я чувствовала себя почти Анной Павловной Шерер, императорской фрейлиной, запускающей веретено светской беседы в гостиной. – У Катерины Петровны нашлось лекарство от солнечного удара. Очень хорошее, швейцарское, безо всяких побочных эффектов, и, если Света будет соблюдать все необходимые меры…
– Вам шампанского? – невежливо оборвав робкую ниточку моих слов, предложил Кирилл. – Или муската? Очень неплохое вино.
– Пожалуй, муската… Вы не расстраивайтесь – она поправится уже завтра.
Не замечая моих потуг на светскость, Кирилл равнодушно попивал мускат. Я тоже сделала большой глоток нежно-желтого кисловато-сладкого вина и взяла с блюда кусок копченой осетрины.
– Хотите, потанцуем?
– Нет, благодарю, я немного устала. К тому же мне кажется неудобным устраивать танцы, когда хозяйка дома больна.
– Вы сами сказали: ничего серьезного.
– А все же…
– Послушайте, Алла, – Кирилл подлил в мой фужер еще вина, – послушайте, вам нравится жить в Раздольном?
– Видите ли… – Как это ни парадоксально, я не знала ответа на заданный им вопрос. Светка организовала нашу жизнь таким образом, что совершенно некогда было думать. – Да, мне здесь очень…
– Напряженно! – неожиданно закончил мою мысль Кирилл.
– Почему вы так думаете?
– Это заметно. Вы как будто… не в своей тарелке. Да и не одна вы.
– А кто же еще?
– Я тоже испытываю здесь напряжение. Страшное… Нечеловеческое!
– Отчего же это?
– А вы не догадываетесь?
– Зачем вы говорите со мной об этом, Кирилл? Сказали бы Свете, а лучше бы просто уехали, придумав предлог поблаговиднее.
– Это невозможно – уехать.
– Так уж и невозможно?!
– Светлана… Она для меня…
– Не понимаю! Вы только что мне сказали, что тяготитесь ее обществом.
– Вы не поняли! – Казалось, еще немного – и Кирилл потеряет самообладание. – А скорее всего, поняли, но делаете вид… Не ее общество тяготит меня, а вся эта фальшивая обстановка! Этот фарс!
Я с удовольствием отхлебнула изумительного мускатного вина и, немного поколебавшись, развернула красно-золотистый фантик халвы в шоколаде. Предложила миролюбиво, как можно мягче:
– Давайте сменим тему, Кирилл. Мне неловко обсуждать с вами это.
– А вы только представьте, каково мне! Роман пригласил меня в Раздольное, а я, получается… я наставляю ему рога.
– Так и не наставляйте! Возвращайтесь в город.
– А что я Свете скажу?
– Скажете, что есть: вам тяжело врать. Откровенно говоря, мне кажется, что от этого вашего признания все почувствуют себя легче.
– Но Света… Мне страшно обидеть ее! Она и так постоянно страдает… страдает из-за меня! Но что я могу для нее сделать?! Я ушел из семьи, бросил детей, жену. А что дальше? Мы все равно никогда не сможем пожениться.
– Почему?
– Да что я могу предложить ей? Свою мастерскую?
– Но вы можете поселиться здесь, в Раздольном. В ее доме.
– Да она на это никогда не пойдет! Светлана дорожит репутацией…
– А вы, – перебила я, – вы, Кирилл, постарайтесь уговорить ее. Объясните, что без нее у вас не будет нормальной жизни. У вас без нее, а у нее – без вас! А когда вы поселитесь в Раздольном…
– Да мы никогда не поселимся в Раздольном! Слышите: никогда!!! Не пойму, для чего только вы меня дразните?! И так тошно! Неужели вы не видите, что больше всего на свете она любит свою работу! Свой банк! Свои деньги!