В поисках утраченных предков (сборник)

Когда у дяди Жоры зажили царапины, а уши стали нормального размера, он сбрил бороду и вновь стал с братом на одно лицо.

Наверное, он поступил правильно, хотя борода ему и шла. Но без нее в нашем доме сразу стало спокойнее…

Однажды я потихоньку зашел на веранду, чтобы взять с комода спички, и услышал, как мама на кухне спросила отца: «Надеюсь, тебе не хочется отпустить бороду по примеру брата?»

Я замер. В кухне установилась тишина, и когда я заглянул туда через тюлевую занавеску, то увидел, что папа с мамой стоят обнявшись и целуются, как молодые.

Я на цыпочках вышел с веранды и бросился бежать к беседке. И сердце почему-то радостно перекувыркнулось в груди.

III. Кронштадтские пупки

1

Мы с родителями обедали, когда позвонил дядя Жора и сказал, что у них в квартире третий день живет впавший в запой кронштадтец, с которым он познакомился в книжном магазине «Бригантина», пока стоял в очереди за книгой Конецкого «Среди мифов и рифов».

– И что ты думаешь! – радостно сказал дядя Жора. – Он родился на три дня позже нас с тобой! Видел бы ты его пупок! Это не пупок, а произведение искусства! Приезжай, посмотришь!

– И сколько же ты взял книг? – сухо осведомился отец.

– Две, естественно. Тебе и мне. Пришлось два раза в очередь вставать.

– Молодец, – смягчился отец. – Скоро приеду…

– Господи! – сказала мама. – Вы с этими пупками, как дети малые. Никак не наиграетесь. Вот сейчас сядете в кружочек и будете, как три дурака, любоваться своими пупками…

– Выбирай, пожалуйста, выражения, – сказал папа. – Там редкий экземпляр. К тому же нашего года рождения.

– Ну и ехал бы этот редкий экземпляр домой, вместо того чтобы по чужим домам со своим пупком светиться! Бедная Зина!

– Нас не так много осталось, – печально сказал отец, – можете и потерпеть. – Сказано было так, словно родившиеся в Кронштадте были малым исчезающим народом. Отец закончил обедать и стал собираться. – К тому же Жора мне книжку Конецкого купил. Надо забрать.

– Может, и мне с тобой прокатиться? – Я отнес грязные тарелки в раковину и посмотрел на отца.

– Правильно, – сказала мама. – Если уроки сделал, прокатись. Я хоть от вас отдохну.

Отец с дядей Жорой родились в Кронштадте с интервалом в несколько минут, и пупки им завязали специальным, как они уверяли, морским узлом.

Если у большинства людей пупок живет в углублении живота, то эти, кронштадтские, напоминали выпуклую пуговицу, пришитую к брюху так, что не подковырнешь.

Желающим знать историю пупков отец или дядя Жора объясняли, что до войны в кронштадтском госпитале пупки мальчикам завязывали специальным образом, что исключало попадание в углубление живота грязи и пота и помогало избежать воспалительных процессов. Традиция, дескать, тянулась со времен Петра, который своим указом повелел: «Младенцам мужеского пола, явившимся на свет Божий в Питерсбурхе и Кроншлоте, пуповину вязать на особый флотский манер!» Тут дядя Жора вскидывал указательный палец и похлопывал себя по животу, давая понять, что его-то пупок есть продукт неукоснительного соблюдения петровского указа, а вот с остальными надо еще разобраться. Ибо в Ленинграде традиция порушена, пупки нынче вяжут, как попало, и, только если повезет, можно встретить человека, чей узелок в центре живота соответствует петровскому наказу. И чаще всего этот доблестный человек родился в Кронштадте. После такой лекции любому становилось ясно, что эталонным петровским пупком следует считать именно дяди-Жорин пупок, а затем уже моего бати, появившегося на свет через несколько мгновений после брата-близнеца.