В поисках утраченных предков (сборник)

Лайла бесшумно обитала в соседнем с Медведевым номере и напротив номера Джорджа, сказавшего однажды, что финская велосипедная мадам живет по строгой программе, и каждый час расписан в ее портативном компьютере, она ездит заниматься йогой в местный клуб, купается по утрам и, судя по ненависти к мужчинам, – старая дева.

На второй день после приезда, вечером, в восьмом часу, Медведев постучался к ней в номер, чтобы нанести соседке по этажу и географической карте визит дружбы по всей форме – с визитной карточкой, поклоном, недолгими разговорами о духовной близости Хельсинки и Петербурга, найти неизбежных в литературной среде общих знакомых и прицепить к светской беседе немного писательской болтовни: как пишется и близок ли желанный конец…

Лайла встретила его холодным недоумением: «Что случилось, Сергей?» Медведев смущенно проговорил, что хочет показать ей некоторые фотографии финских писателей, посещавших его издательство. Может быть, ей интересно… Альбомчик с фотографиями он держал в руках поверх издательского буклета, готовый предъявить его как свидетельство своих истинно добрых намерений. Лайла заговорила торопливо и взволнованно – Медведев уловил слова «душ», «прическа» и то, что его не хотят впускать в номер. Ему показалось, что соседка его просто боится. Он извинился, вернулся к себе, бросил альбомчик на кровать, развязал галстук и сдержанно выругался: «Селедка пучеглазая! Решила, что я пришел ее соблазнять…»

Лайла постучала к нему на следующее утро, когда он брился в ванной, и, держась поодаль от распахнувшейся настежь двери, сказала, что готова посмотреть его фотографии; если он не передумал, она будет ждать его в гостиной. На ней был спортивный костюм, за плечами угадывался кожаный рюкзачок, и накрашенные глаза за стеклами очков излучали протокольную вежливость.

«О, эти скандинавские писательницы! То они напьются и срывают с себя в танце кофточки, под которыми ничего нет, то смотрят морским ежом», – Медведев вспомнил муторные вечеринки со скандинавами в буфете своего издательства, когда после третьей рюмки с них спадала холодная чопорность, а вместе с ней и детали туалета. Поутру они обнаруживались то за диваном в гостевой комнате, то в мансарде на бильярдном столе. Секретарша Наталья, которую он называл на «вы» и ценил за умение не путать работу с гулянкой, только зачумленно мотала головой, обходя в разгар вечеринки комнаты издательского флигеля – казалось, с русскими писателями гуляли отпущенные в суточный отпуск заключенные мужской и женской колоний.

В то утро Медведев не спеша добрился, надел шорты, рубашку с короткими рукавами и спустился к Лайле, которая пыталась изображать официальную встречу двух писателей на нейтральной территории. Лайла заговорила быстро, на почти литературном английском, и Медведев с улыбкой попросил пощады: «Пожалуйста, медленнее и проще. Мой английский не так хорош, как ваш». Лайла посмотрела на него, как отличница на двоечника, – она, очевидно, гордилась своим языком и не хотела понимать, почему русский писатель не удосужился выучить язык мирового общения столь же хорошо, как она, финский профессор социологии и автор нескольких детективных книг. Она вновь заговорила в академической манере, и Медведев еще несколько раз останавливал ее и уточнял сказанное. Лайла смотрела на него с плохо скрываемым сожалением. Она сказала, что никого на фотографиях не узнает, в писательский союз вступила два года назад, и вообще ее стихия – университетские городки, где она читает лекции по проблемам преступности в Финляндии. Но она часто бывает в Петербурге. О’кей, сказал Медведев, заходите в наше издательство. Вот вам наш буклет и визитная карточка. Лайла вновь попросила альбомчик и признала двух питерских писателей, весьма популярных в Финляндии. Они стояли в обнимку с Медведевым и улыбались в объектив. Он несколько лет назад издавал их книги, пока не дал крен в историю и философию. «О’кей, – повторил Медведев, – это я и хотел показать вам вчера вечером. Извините, если пришел не вовремя. Вы будете кофе? Ах, вы уже завтракали… А я встаю поздно. Едете купаться? Удачи вам! Бай! Всегда рад вас видеть!»

«Пусть думает, что хочет, – весело решил Медведев. – Пусть думает, что я бабник и в тот вечер подбивал к ней клинья. Но легкой победы не случилось, и я с горя нашел себе подружку. Думайте, что хотите, Лайла. Нет, лучше думайте, что это моя любовница. Мы договорились с ней встретиться на острове. Она журналистка».

Медведев предложил Оксане посмотреть его номер, и они поднялись по бетонной лестнице с высокими ступенями.

Он открыл дверь, извинился за беспорядок, сдвинул раму окна, безжалостно выгреб из малинового кресла бумаги и усадил в него гостью. Оксана с интересом огляделась: «Очень достойно. И для писателей это все бесплатно?» Похоже, встреч на вечер она не планировала.

– Да, – скромно сказал Медведев; он достал из холодильника увесистый пакет с мандаринами: «Угощайтесь!» и присел на кровать. – Расскажите о себе. – Ему хотелось услышать подробности робинзонады, он мысленно представлял себя на новом месте, случись ему стать добровольным изгнанником, а попросту – иммигрантом. – Как вам это все удалось? Почему Чехия? Как устраивались?

Оксана принялась чистить мандарин.

– Приехали в августе. Поначалу не знали, где граница сада. Соседи подсказали – и это все ваше, косите дальше! Устроилась на кухне помогать в столовой, до трех дня. Попросту – посудомойкой. Руки покраснели, опухли – даже кричала по ночам…

Он не таясь посмотрел на ее тонкие красивые пальцы в перстнях. Оксана, перехватив его взгляд, протянула ему оранжевый шарик на ладони – в белых мохнатых ниточках: «Берите, я еще очищу».

– Под зиму заложили новый сад, залатали крышу, наладили печки. Тяжело было, но я понимала – это эмиграция. Найду крону на полу и радуюсь – булочку куплю…

Она рассказывала свою историю веселым голосом, без драматических пауз – так вспоминают давно минувшие дни счастливые люди, и Медведеву вдруг показалось, что он начал писать рассказ. Или даже повесть. Сильная обаятельная героиня вела за собой увлекательный сюжет, завязка плавно уступала место экспозиции…

– Я, когда еще в Гомеле в музыкальной школе преподавала, всех детей любила! На работу – как на праздник: всегда прическа, маникюр, разговаривала ласково, по головке поглажу: «Ну что, миленький, у тебя все получится. Давай сначала…» До сих пор ученики перед глазами стоят. Иногда даже снятся. А потом какая-то черная полоса пошла – митинги, демократия, советы трудовых коллективов, все ругаются, коллективные письма пишут, директора снимать затеяли, по инстанциям ходили, и вспоминать сейчас тошно.

Муж работал инженером на мебельной фабрике. Неплохо жили, потом – Чернобыль, перестройка, безработица, Союз развалился… Муж десять лет на диване пролежал. Я прихожу с работы – он спит с книгой в руке. «Что делаешь?» – «Бр-р… – глазами хлопает. – Читаю…» Потом пить начал, с друзьями болтаться. Я в календарике стала обводить черным дни, когда он пьет. Сплошные червяки месяцами… Я ему скандалов не устраивала – крика не выношу с детства. Отец – военный – лупил нас с братом шлангом от стиральной машины, орал, топал ногами. На физкультуре было не раздеться – вся спина в синяках. Я – когда замуж выходила, решила, что в моем доме криков и скандалов никогда не будет. Стала писать мужу письма и оставлять по утрам. Твоя мать не имеет масла на хлеб, наши дети ходят голодные, постоянно занимаем деньги, а ты, здоровый мужик, лежишь целыми днями на диване или пьешь с друзьями. Дверца шкафа полгода болтается! Я по вечерам халтурю – возьми хотя бы хозяйство на себя, приготовь с детьми уроки. А ему все трын-трава. «Я инженер, а не домашняя хозяйка». Мы с ним шли в разных направлениях.

Хотела развестись, но детей пожалела. Решила – уедем. Брат в Чехословакии служил, обзавелся друзьями-чехами, они нам дом на всю семью присмотрели. Все продали, перебрались. Еще ничего в доме не было, купила пианино – отправила дочку в музыкальную школу. Самой учить сил не было.

– А как мы первую зиму пережили! Кошмар!

Оксана быстро сходила в душ и ополоснула липкие пальцы. Медведеву показалось, что он знает ее давно, он мог встречаться с ней в стройотряде, она могла учиться в соседней группе или он заходил к ней в общежитии за тарелкой в новогодний вечер, а потом они играли в снежки и пели под гитару.

– Морозы для Чехии ударили небывалые, такой зимы никто не помнит. Матвеич – мамин муж – уехал в Белоруссию. «Вы, – говорит, – здесь ничего не делайте, только печки топите. Если что – звоните…» И тут началось! У Игоря желтуха, дочка Светка с аппендицитом, у мамы на нервной почве ноги стали отниматься – ездит в колясочке, в больницу не хочет. Виталька учится в Праге – у него там свои проблемы. И я одна – как стойкий оловянный солдатик. Парового отопления еще не было – три кафельные печки. Дрова на растопку колю, уголь ведрами ношу, надо так растопить, чтобы до прихода с работы не погасло, – кошмар! Маму покормить надо, собаку с кошкой надо, своих в больнице навестить надо, к шести утра по морозу через весь поселок бегом – не дай бог на работу опоздать… Мама уснет, я ночью сяду в гостиной, возьму несколько аккордов и смотрю в окно на заснеженный сад – слезы капают…

– А муж? – теперь Медведев взялся очищать мандарины.

– Он еще осенью в Прагу перебрался. Устроился на завод камень резать. Свои триста долларов получает, живет в общежитии и ходит по вечерам в господу пиво пить. Но мы и сами с усами. Могу показать, что сейчас имеем. – Оксана нашла глазами сумочку, брошенную на кровать, и вытянула из нее пухлый фотоальбомчик.

Сад, газон. Белый дом в три этажа. Беседка. Летняя кухня под черепичной крышей. Мать с букетом цветов в лоджии. Лысоватый здоровяк с армейской выправкой и масляными глазами гуляки наливает в фужер шампанское. Брат Игорь. «Правда, красивый?»

Сын – студент Академии туризма, приехал с подружкой на обед. Дочка-подросток – лицом в мать, но пухловатая. Держит на руках кота-бегемота. Уютная комната, пианино, шкаф, цветы.

Старая потрескавшаяся фотография: дедушка с бабушкой. Шляпы, пальто, строгие взгляды. Судя по всему, довоенный снимок.

Мужчина в клетчатой рубашке возложил руку на капот автомобиля: «Мое!..» Хитровато-добродушное лицо, лысая голова, густые брови. Себе на уме мужичок.

– Интересный дядечка, – усмехнулся Медведев, придвигая свой стул ближе к креслу и разглядывая фотографию.

– О, это мамин муж – Матвеич, наш сирота, как мы его с братом называем. – Оксана выложила на блюдце мандариновые косточки и азартно вскинула указательный палец. – Сейчас расскажу! Начальником автомастерской в Гомеле работал. На десять лет моложе мамы, ему пятьдесят три. Копил деньги, складывал в замурованный сейф на работе. Перед самым отъездом разломали кирпичную стенку, утащили сейф. «Ой, блин, лучше бы я умер!» Любимое слово – «блин». Утром встает: «Ой, блин, зарядку делать неохота». Делает. «Ой, блин, умываться нет сил». Умывается. «Ой, блин, аппетита совсем нет, скоро умру». Час завтракает. «Ой, блин, здоровья совсем нет». И так целый день.

«Это Новый год справляем… Это на Пасху в церкви, в Праге. Это священник отец Владимир освещает магазинчик при доме. Это наша гостиница для туристов в чердачном этаже. Это мой этаж. Это мамин этаж».

«Наш первый магазинчик в Праге». Куклы, матрешки, блики солнца на витринах.

«Это я старый концертный рояль в замке купила и летом в сад под навес выставляю. Соседи с детьми заходят, туристы из гостиницы подтягиваются. Импровизируем, поем. Весело бывает».

Мужчина в возрасте, привалившись спиной к белому каменному забору, смотрит в объектив. Белые шорты, синяя рубашка, волосатые руки скрещены на груди. Неприятное лицо, холодное выражение глаз. Эдакий Корейко, вышедший из подполья.

– Это грек? – спросил Медведев.

– Да, грек. Один знакомый. – Оксана захлопнула альбом и убрала его в сумку.

«У такой женщины должно быть много знакомых, – со смутной и неожиданной ревностью подумал он. – Обзавелась еще одним – писателем…»

В альбоме жила вся семья; не было только отца и мужа.

– Славно у вас, – не без зависти сказал Медведев; ему всегда хотелось иметь большой семейный дом, с кошками, собаками, кабинетом, спальней, мастерской, своей баней, летней кухней, водопроводом, – не дачу, а именно дом недалеко от города, чтобы можно было доехать и на машине и на электричке.

Оксана поднялась и отнесла горку мандариновых шкурок в корзину для мусора.

– Так я возьму вашу книжку почитать?

Медведев проводил ее до отеля, стеклянные двери раздвинулись перед Оксаной, и она негромко сказала: «Звони!» Он видел, как Оксана ступает по ковру навстречу улыбающемуся за стойкой портье, и подумал, что за любовника этой бизнес-леди его принять не смогут. Просто случайный ухажер. И ему стало немного обидно.