В поисках утраченных предков

Вжикнула молния, и я выкатился к костру. Следом за мною вылетел вмиг проснувшийся отец. За ним по-пластунски выполз со спальным мешком на ногах дядя Жора.

— Покажи руку, — спокойно сказал отец. — Ах ты, черт, фонарик в палатке! Давай-ка к костру…

Дядя Жора, избавившись от мешка, откинул полог и осторожно шевелил палкой вещи: «Дайте огня, сейчас я ее грохну! Кажется, в углу вьется!»

Я поднес руку к самым угольям и различил на указательном пальце вздувшийся багровый рубец, словно я и впрямь защемил кожу. Отец стоял рядом на четвереньках и, сощурив глаза, разглядывал мою рану. Дядя Жора продолжал просить огня и сотрясал брезент ударами палки: «Отойдите подальше, сейчас она сама выползет! Ну, выходи, подлая!»

— На укус змеи не похоже.

Отец внимательно оглядел мой палец и поднялся с колен.

— Может быть, рак заполз? Георгий, ты клал раков за палатку. Они не могли расползтись?

— Как они могли расползтись, если я завязал их в скатерть морским узлом! — дядя Жора опустил занесенную за плечо палку. — Разводите огонь до неба, проведем ревизию палатки!

Он оглядел при свете вспыхнувшей бересты мой палец и поставил диагноз: если и змея, то неизвестной в наших краях породы. Лучше для профилактики вскрыть рану ножом и промыть джином.

— Это, наверное, рак. — Я пошевелил больным пальцем и стал подбрасывать в костер хворост. — Дядя Жора, смотрите внимательнее… — Мне хотелось быстрее убедиться, что в палатке была не змея, и тогда не придется взрезать ножом рану.

Отец откинул полог и вытянул к костру скомканное одеяло.

— Да вот же он, паразит, — ласково сказал отец. — Конечно, рак. — Он осторожно взял членистоногого кусаку за панцирь и швырнул в озеро. Булькнуло. — Как ты себя чувствуешь? — спросил отец. — Не знобит? — Он еще раз осмотрел мой палец.

— Нет, — помотал я головой, — все в порядке.

— Меня знобит, — сказал дядя Жора, пересматривая вынесенные из палатки рюкзаки. — Думаю, надо выпить для профилактики.

Костер уже весело трещал, освещая оранжевым светом палатку, стволы сосен, спуск к воде и истертый киль перевернутой лодки.

— Четыре часа, — сказал отец. — Так рано я в своей жизни еще никогда не выпивал.

— Завидую, — сказал дядя Жора. — А у меня из сюрпризов, разве что смерть впереди.

— Типун тебе на язык! — плюнул отец.

— Не типун, а давай наливай! Если бы твой сын не разбудил меня воплями: «Змеи! Змеи!», я бы спал до пяти как огурец. — Дядя Жора упорно не хотел признаваться, что рак выполз из скатерти, завязанной морским узлом.

Братья разом крякнули и опрокинули по стопочке. Отец принялся закусывать, дядя Жора внимательно наблюдал, как он управляется с бутербродом и хрустит луком.

— Все-таки ты больше похож на меня, чем я на тебя, — сказал дядя Жора, не притрагиваясь к закуске.

Отец замер, постигая мысль. Дядя Жора глянул на часы:

— Уж на что я люблю пожрать, но ты мастер! Начало пятого, а он уже ест!

— Я жакушываю, — сказал отец и прожевал. — Это две большие разницы.

— У тебя на все есть оправдания. — Дядя Жора потянулся к вареному яйцу. — Это я прост, как ребенок: виноват, так виноват. Каюсь. Хочется выпить в четыре утра, я искренне говорю: хочется выпить!

Незнакомому человеку, окажись он за столом с моим дядькой, могло показаться, что он имеет дело с горьким пьяницей, которого к концу посиделок придется вытаскивать из-под стола и волочить до кровати. Но как самая веселая девушка в компании далеко не всегда оказывается самой доступной, так и дядя Жора со своими подначками обогнать Америку по количеству спиртного на душу населения никак не тянул при ближайшем рассмотрении даже на звание простенького выпивохи.

Стоило приглядеться, и его секрет легко раскрывался. Первые две стопки дядя Жора принимал как радующую необходимость. После третьей, когда пружина застолья начинала стремительно разжиматься и близкий восторг в душах заставлял сидящих за столом говорить громче, а глаза смотреть веселее, дядька начинал половинить стопки, а то и пропускать вовсе. При этом, как фокусник, отвлекающий внимание от правой руки, он принимался усиленно жестикулировать левой. Или бросался усердно предлагать сидящему напротив огурчики, грибочки, протягивал блюдце с зубками маринованного чеснока. Его собственная не выпитая стопка оказывалась надежно замаскированной в гуще посуды и зелени, прикрыта дымовой завесой шуточек и свободного трепа: «Наливаем по четвертой! Четвертая по постановлению Совета Министров не закусывается!» После пятой и шестой дядька мог идти в соседнюю комнату, ложиться на диван и смотреть телевизор — компания плыла вполне самостоятельно, и потребность в капитане-тамаде возникала, лишь когда кончалась выпивка или закуска. Дядька появлялся так же неожиданно, как исчезал, и поддерживал любой разговор, словно он его и начал.

Вот и теперь, подначив отца выпить, он быстро улизнул от костра и стал готовить снасти для вылова щук.