В поисках утраченных предков

— Найдешь еще, — рассудительно сказал Медведев. — Ты женщина красивая, умная, интересная… — Он далеко запустил камушек в темное море и услышал, как там взбулькнуло.

— Где? В Чехии? Там не мужики, а тюфяки одни… Холеные, пузатые, благополучные тюфяки… — Оксана рассмеялась и придержалась за согнутую руку Медведева, словно боялась упасть. — Честное слово, тюфяки!..

— Ну, не тебе жаловаться, — с дружеской интонацией сказал Медведев. — Ты только бровью поведешь, и все мужики у твоих ног. Ты же это знаешь…

— Если бы так, — сказала в темноту Оксана. — Господи, когда я брошу курить…

Они подошли к отелю и остановились под ярко освещенным козырьком. За просторными окнами ресторана двигались официанты в малиновых пиджаках, за столиками сидели редкие посетители, зеленели вазы с салатами, сверкали люстры.

И опять стеклянные двери услужливо разъехались перед ней и подождали чуток — не двинется ли вслед провожатый.

«Пока!» — сказал Медведев.

«Звони!» — прикрыла глаза Оксана.

Двери съехались, и он пошел по набережной, не оборачиваясь и думая о том, что увидел героиню ближе, но не яснее, — так сбившаяся фокусировка бинокля приближает предмет, но и делает его расплывчатым. Не хватало какой-то малости, тонкости, единого штришка, чтобы понять, что она делает на острове. Ну не ночная же она бабочка, прилетевшая на заработки? Не хитрая красавица, мечтающая раскрутить его на курортный роман с подарками и ресторанами?

На бетонной спине мола темнели фигуры рыбаков, рдели огоньки сигарет. Медведева потянуло к молчаливой мужской компании, он замедлил шаг, взошел на мол…

Само слово «любовница», имеющее в своем корне благородное существительное «любовь», ассоциировалось у Медведева с какой-то грязью, гнусью, враньем и бедой в доме. Тайные разговоры по телефону, ключи от чужой квартиры с нечистым бельем, недолгие объятия, отведенные глаза, подарки, нахальные ночные таксисты, битье посуды… Надо врать, прятать глаза, чувствовать себя предателем… Разве не стремится человек всю жизнь к тому, чтобы заниматься, чем хочется, к чему лежит душа, говорить то, что думаешь, и не врать? А спид? Хорошенький может быть подарок семье… «Наши бабушка с дедушкой умерли от спида…» Лучше не придумаешь. Ради чего?

В середине перестройки, когда часть его поколения бросилась в бизнес и многие преуспели в добывании денег, пошла мода на любовниц. Длинноногие, холеные, немногословные, пахнущие диковинной косметикой девушки сопровождали бизнесменов, и казалось, их штампуют на конвейере, как и угрюмых мальчиков с бычьими шеями в расстегнутых пиджаках. Девушки шуршали колготками, грациозно подавали кофе, любезно разговаривали по телефону, получали приличные деньги, и вчерашние инженеры, научные работники и комсомольские вожаки, неожиданно располневшие и омордатевшие, возили их с собой, как протокольное приложение, выставляли напоказ, как выставочный образец. «Это Вика, моя сотрудница». — «Это Жанна, мой личный секретарь». «Личный» звучало так, что не оставалось сомнений — если шеф перепьется и не сможет встать с горшка, Жанна подотрет его и натянет брюки. Они вовремя раскрывали папочку с документами, подавали авторучку, стучали каблучками, вежливо улыбались, приносили шефу пепельницу, пригубливали бокал с шампанским после переговоров, оставляя на нем следы помады, и успевали поддерживать уют в снятых для них квартирах. Держать при себе девушку сопровождения считалось не менее важным, чем иметь хороший автомобиль, достойный гардероб, престижный офис и крутую «крышу». Нет, увольте. Не лежала у Медведева душа к подпольным фронтовым подругам, он много лет держал в секретарях Наталию — сдержанную, собранную, без точеной фигурки, но с понятным домашним выражением лица, которой можно было доверить и деньги, и офис, и непростой разговор с похмельным сантехником.

Он не верил в легких, доступных женщин, не верил, что есть такие, с которыми он вдруг станет счастливее, чем с Настей. Кто сможет терпеть его характер, его угрюмость, раздражительность, когда он впадает в творческий запой или запой обыкновенный — плановый, летний, когда он открывает на даче ворота настежь, ходит босиком по газону, жарит шашлыки, принимает гостей, пьет с теми, с кем не мог выпить зимой, замотанный делами и загородившийся шлагбаумом собственного обещания — пить раз в год. И удивительно — Настя, похоже, любила эти летние плановые «дни открытых ворот».

…День на пятнадцатый или двадцатый пить вдруг надоедало, стрелять из пневматического ружья по тазу казалось глупым, компании утомляли, начинал раздражать мусор и пробки, проросшие в траве газона, — откуда их столько? Медведев брал грабли, ставил сыну задачи, заводил газонокосилку, Настя считала убытки — они всегда у нее получались фантастическими, закрывал ворота, топил баню, кряхтел, сидел в саду, потягивая «боржоми», и удивлялся мохнатой желтизне языка — откуда она взялась, если пили чистые виноградные вина? Ну, может быть, пару раз коньяк. Коньяк, наверное, некачественный в ларьке подсунули